Обычаи и обряды, связанные с ребенком у населения станиц Темрюкского района Краснодарского края.

Обычаи и обряды, связанные с ребенком у населения станиц Темрюкского района.

Первые годы жизни ребенка занимали особое место в традиционной культуре населения Темрюкского района. На этом начальном этапе бытия закладывались основы его здоровья и благополучия, поэтому поведение взрослых в значительной степени подчинялось многочисленным запретам и рекомендациям, цель которых - наделение лучшей долей, раскрытие физических и умственных способностей, закрепление перехода от одного этапа развития к другому. Их игнорирование могло нарушить нормальное развитие ребенка в дальнейшем. Особого внимания и обрядового оформления требовали процедуры, совершаемые с младенцем впервые. Среди соответствующих символических актов, выражавших стремление принести пользу, наделить ребенка положительными качествами, обеспечить ему благополучие, выделяют, прежде всего, крещение, первое пострижение, первый шаг, первый зуб, отлучение от груди.

I. Мифологические представления и верования, этнографические комплексы. Обряды и обрядовые комплексы. 2.2. Обряды жизненного цикла. 2.2.2. Инициационные

Православие

Русский, наречие – южнорусское

Краснодарский край, Темрюкский район, станицы Старотитаровская, Тамань, Курчанская, Вышестеблиевская, Ахтанизовская, Голубицкая, Запорожская

Краснодарский край, кубанские казаки, крещение ребенка, «резать путы», первый шаг, первая стрижка, первый зуб.

Первые годы жизни ребенка занимали особое место в традиционной культуре населения Темрюкского района. На этом начальном этапе бытия закладывались основы его здоровья и благополучия, поэтому поведение взрослых в значительной степени подчинялось многочисленным запретам и рекомендациям, цель которых - наделение лучшей долей, раскрытие физических и умственных способностей, закрепление перехода от одного этапа развития к другому. Их игнорирование могло нарушить нормальное развитие ребенка в дальнейшем. Особого внимания и обрядового оформления требовали процедуры, совершаемые с младенцем впервые. Среди соответствующих символических актов, выражавших стремление принести пользу, наделить ребенка положительными качествами, обеспечить ему благополучие выделяют, прежде всего, крещение, первое пострижение, первый шаг, первый зуб, отлучение от груди.


Крещение ребенка

Крещение ребенка  - самое главное и первое церковное таинство. Через него человек входит в лоно церкви, это его путь спасения, обретение Царства Божия. Крещение становится началом приобщения к христианской православной церкви.

Сроки крещения ребенка варьируются. Большинство респондентов отмечают, что покрестить старались «чем раньше – тем лучше» (Выш3107), при этом: «Раньше хрыстылы, як народылася дытына, и лампу ны тушилы. Если вона ночью родыла, и лампу ны тушилы до утра, а утром дытыну хрыстылы» (Выш3099). Еще один вариант – после 40 дней: «Чем раньше, тем лучше, но раньше сорока дней не крестили, в церковь нельзя было нести» (Курч8); «А як бачишь, шо детина болие, сорок дней пройде и крестим» (Курч7). В советское время, когда церкви были закрыты, таинство проводили по мере возможности: «У мэнэ ны крещены были дети. Это уже после войны ходыв поп по станыце, и это я крестила девочек своих, а хлопец покрестил сам сэбэ» (Зап3167).

Одной из причин, по которой старались быстрее покрестить ребенка, было то, что в случае заболевания некрещеного ребенка, бабка-знахарка могла отказать в помощи, либо ее лечение не приносило результата: «Возмется, но очень трудно. Во-первых, тяжело лечить. Если некрещеный, то это страх Господний! Тебя корёжэ, ны знаю як. Такое состояние, вылечишь и потом лежишь сутки. Некрещенава тяжело лечить. Ты же обращаешься к Богу, а оно ж некрещеное» (Курч8). Другая причина, по которой некрещеный в случае смерти может не попасть в рай, а также не будет похоронен на кладбище: «Говорять, их Господь не принимает, они ото бродят там сами себе, им причалища нету» (Ахт3135).  Традиционно таких детей хоронили в саду под деревом, или в том месте, где не ходят: «Раньше не ховали [на кладбище], во дворе хоронили, где-то там в куточку, шоб не топтались» (Зап3107).

Крестных родителей выбирали из близкого круга родственников, друзей. Однако, если кто-то самостоятельно вызвался быть крестным / крестной, то отказывать было нельзя. Нельзя было отказывать и тому человеку, которому предложили быть крестным родителем: «Отказывать тоби нельзя, если я тебя хочу взять кумою, тебе отказывать вроде грешно, тот считаеца вроде как вторая мать» (Выш3107). Были случаи выбора индивидуального характера, близкие к традиционным воззрениям: «Я сказала так,  кто прийдэ, у менэ нима родни такой, я кажу:  кто прийдэ первый менэ в роддом проведывать, той будэ кресный. И она перва пришла (соседка) и так  я уже по своих словах не отказывалась» (Выш3107).  Так же считалось, что девушка в первый раз должна покрестить мальчика, а мужчина – девочку, так как в обратном случае это грозило безбрачной жизнью. Для предотвращения подобного девушка во время обряда крещения должна была быть подвязана мужским поясом: «Да, крестили, шоб женщина мальчика крестила, а мущина девочку. Желательно так. А если, вот я, например, крестила первую девочку, братову дочку. Так на голое тело я подвязывалась мужским поясом. Шоб замуж вышла! Иначе замуж не выйдешь» (Курч8). Институт кумовства, который в настоящее время благодаря СМИ чаще имеет негативную окраску, можно расценивать как вариант искусственного родства. Неслучайно, в гостевом этикете кумовья всегда обладают высоким статусом, а респондентами подчеркивается о необходимости посещения кумовьев с гостевыми визитами: «Раньше кумы булы як родня, дружно. Кума – мы все кумы сходимось гулять» (Зап3167).

Выбранные кумовья к крещению подготавливали все необходимое для таинства. Чаще всего крестный отец покупал крестик, а крестная мать – «крыжму» (материя, в которую принимали ребенка после погружения в купель), рубашечку, свечи. Так же отдельно крестные готовили подарки для ребенка – одежда, игрушки, деньги.

В назначенный день кумовья с ребенком шли в храм, где проводилось крещение. Родители оставались дома, подготавливая застолье. Во время таинства крестные смотрели, что будет происходить с воском (в нем были закатаны состриженные священником волосы ребенка), который бросали в купель: «Это батюшка крест-накрест вырезат и кидает в чашку. Если плавает волос, значит это долгожитель. А бывает такое, что он тонет. Плохая примета» (Курч8); «Дивились, если потонэ воск — значе довго не проживет, як ны потонэ воск з волосичком, оно же отризалось, и воск с волосичком, значе будэ довго жить» (Выш3099). Во время крещения на ребенка впервые одевалась рубашечка, которую впоследствии хранили дома.

Во время крещения происходило наречение имени. Традиционно давалось имя, выбранное священником по Святцам. За именем шел отец к священнику после рождения ребенка: «Цэ тико народылося, у той дэнь идут у цэркву, батько идэ у цэркву. Скажуть, када хрыстыть прынэсты, а батюшка дае, як звать ребенка» (Там44). В советский период имя выбирали родители, при этом старались не давать имени умершего ребенка, родственника: «Кажут шо не положено – це постаровынке… А говорят, шо вроде як умрет» (Выш3107).

После крещения, когда крестные приходили домой, ими произносилась ритуальная фраза: «А когда прыносють из цэрквы, матэри дают на рукы рыбенка и говорят: “Бралы у вас ныкрыщенное, а прынэслы крыщенное”» (Там44); «Прыказывали там: “Взяли некрещенава, а привезли вам крещенава. В целости и сохраности, проверяйте”» (Курч8). После крещения в храме, дома устраивалось застолье.  В ст. Старотитаровской такое семейное празднество респонденты называют «рай» - «идты на рай». Однако данный термин бытует в двух вариантах. Первый касается гуляния по поводу рождения ребенка: «Во цэ робылась дытына – цэ рай. Пидэм туда. Пидэм на “рай”. Прыходят “на рай”. Ну, там богато нэ собырается. Ну, хто прыйдэ там. Ну, тоди уже хозяйка там, чи там хто быля хозяйкы, наготовлять на стил, прыглостят, магарыч выпьють и поразбыгалысь. “На рай” цэ» (Выш3102). Второй – гуляние по поводу крестин: «Прыходылы у рай, цэ вже як покрыстють. После крещения. У рай кажуть. Вже покрыстылы, уже вин ны попадэ в ад, як умрэ. Цэ покрэстылы и сходяца, ну, як прыходят из церкови, и вже на вэчир сходяца полывать, шо в рай попадэ, ны в ад» (Старотитаровская).

В полевых записях упоминается еще один обряд, пришедший на замену крестин, в советский период – октябрины. После установления Советской власти, закрытия церквей, была предпринята попытка искоренения религиозных обрядов за счет вытеснения их новыми советскими обрядами, которые имели ярко выраженный атеистический характер. Традиционным православным крестинам были противопоставлены октябрины, рассматривавшиеся как посвящение делу Октябрьской революции. В целом, данный обряд был близок к прежней форме, но смысловое наполнение было противоположным. В народном мировоззрении произошло смешение «традиционного» и «нового», результат которого виден из следующего текста: «До войны и после войны дитей  крестили, а потом октябрились. Мы октябрили Сережу, а то штрафовали кто у попа, наказывали. А як партийный, то билет отбирали. Ото ци года 64-65-66-й, пока вернули религию. […] И октябрили так. Анна Яковлевна у нас была председателем, я кажу: “Анна Яковлевна, не хочу в коммунисты вступать!”.  Она смиеця. Там нам давали мандаты, таку книжечку. Там крёсни записаны, отец и мать, шо октябрен.  Шапочку ему подарили. Еще подарок давали. “Шо, понэсли в стансовет  из-за подарка?” - свикруха у меня была така зла. Ох и подарок, просто хрестить ны разрешалы, а вроде надо похрестить. И принисли видтиля, а гости собыраюца и кресна взяла, из рота побрыскала водой свяченой, каже: “Во це вин покрещеный – свяченая вода и миром принятый”. Вот так. А потом мы его все-таки покрестили» (Выш3107). То есть, замещение традиционных крестин октябринами в станичном обществе  так и не принесло никаких результатов.

Обряды первого года жизни ребенка

Для новорожденного первый год жизни был наиболее насыщен ритуалами, имевшими своей целью «доделать» ребенка, то есть на приобретение им всех основных свойств и качеств, характерных для физически и нравственно полноценного члена семьи, общества в целом. Через этот ряд ритуалов ребенок осваивал движение (ходьба), речь, полноценное питание, обретал облик (прическа) и др.  Одновременно бытовал комплекс норм и запретов, целью которых было обезопасить ребенка от влияния различных вредоносных сил.

После рождения ребенка отец или дед изготавливал люльку / колыску - сбитый прямоугольный ящик, дно которого подбивалось мешковиной. Люльку подвешивали с помощью бечевок к специально вбитому в балку крюку: «Цэ ще тико строица человек, вин вжэ до потолка делае такый крючок. Тоди четыре доски сделают, а тут пидшиють чим-нэбудь. И на углы веревкы, и до кучи сходяца и на крючок там вешают» (Там44); «Такий подвешивали ящик и подвешивали до потолка. Специально почти что в кажной хате було крючёк такий, люлька там вэсить. Такий ящик на четырех бичевках, катаеца-укачиваеца» (Выш3107). Некоторые респонденты названия люлька и колыска считают синонимичными. Однако другие отмечают, что подвесную называли люлькой, а колыска плелась из лозы и стояла на земле, на полукруглых полозьях-ножках: «Раньше называлысь колыскы. Делалы таки колыскы, и воны там, там ножкы полукруглы и качалысь так» (Там44); «Лозана колыска в виде кроватки, внизу дугу прибивали, качать, она качалося» (Выш3107); «Люльки стояли, у некоторых висели, а у нас стоячи лозовые. Плели люди из лозы. Вот ива, верба, вона ж гнучая. И из молодых веток, и из вышняка тоже плели люльки. Были такие специалисты, и корзины, и люльки. Торговали и люди покупали люльки. И там две ножкы и как коромысло полукруг шоб воно качалось» (Курч8). В качестве люльки могли также использовать ваганы - деревянные корыта (Выш3099).


Подвесную люльку вешали рядом с кроватью родителей. К люльке для удобства могли привязать веревку, дернув за которую люлька раскачивалась: «А всяко було, як спышь – на ногу виревку и качаешь» (Курч8). Сверху над люлькой обязательно делали полог из ткани (марли), защищавший ребенка от насекомых, громких звуков, света. Также в качестве оберега от болезни до сорока дней мог выступать полог из венчального платья матери: «Это надо до сорока дней надо венчальным платьем накрывать люлечку. Шоб дите не болело, говорят» (Курч8). К бечевкам подвешивали различные погремушки, ленточки, две стучавшие об друг друга ложечки и т.п. Они должны были привлекать внимание ребенка, заставляли фокусирывать взгляд, развивали двигательную активность. Строго запрещалось качать люльку без ребенка: «Пустую люльку ны в коем случае, ны колыску, ны люльку. Ребенок ны будет спать» (Курч8); «Стары люды казалы, нызя качать. Ны качай пусту, бо ны будэ спать» (Выш3107). Другим объяснением данного запрета было – «детей больше не будет» (Стар22). Во время полевых работ, нередко женщины забирали своих детей на степь вместе с люльками: «На стэп выижають и колыскы вэзуть, висящи колыскы, повишають их пыд гарбамы, и диты пид гарбою высять, а матыри капыци кладуть, або грыбуть» (Выш3099).

Крайне негативно воспринималось приучение ребенка спать с матерью, особенно при грудном вскармливании. Это было вызвано смертельными случаями, когда мать «приспала» ребенка, то есть задушила грудью во время сна (Курч8).

Как уже отмечалось, достаточно много запретов регламентировало жизнь матери и новорожденного. Многие запреты табуировались, то есть утратили свое объяснения. Например, запрещалось поднимать ребенка выше головы, при этом объяснение утрачено: «Выше головы кажуть не поднимай, як сонце сило, или так просто кажуть: “Ну на шо ты дытыну малу выше головы поднимаешь”. Не знаю, почему» (Зап3167); «Выше себя поднимать – ну, тоже старые люди говорят, шо нызя. Ще году ныма – не поднимай выше головы» (Выш3107). Практически повсеместно нельзя было показывать младенцу его отражение в зеркале: «В зеркало шоб не дывылося. Не показывайте детину в зеркало. А чего не  скажу я вам» (Стар22); «В зеркало показывать, оно вроде будет бояца, еще не познае сибе, а вроде боица» (Выш3107). Еще одним запретом выступало передачи ребенка с рук на руки: «То дите задом не давай другому с рук в руки. Ну, вот примерно я держу ребенка, а ты приходишь: “Дайте я подиржу” - то я должна повернуть ребенка тебе лицом, не спиною» (Выш3107). Широко распространенным запретом являлось запрещение кормления рыбой ребенка возрастом до года: «А рыбу почему не давали до года — шоб балакал, а то немый буде» (Стар22). При этом в ст. Курчанской уточнялось, что запрет касается лишь щуки: «Рыбой кормыть можно, кроме щуки – ны будэ розговарывать. До года щуки нызя давать» (Курч8). Запрещалось смотреть на спящего младенца с улицы через окно, так как будет нарушен сон ребенка (Тамань, Курчанская). В связи со сном ребенка бытовало представление: «Як плаче [ребенок] ночь спит и плаче, було кажут, это ангелы прилетели и до его разговаривают, кажут: “Мы заберем маму твою, заберем маму твою”. Во сне, видно, шо ребенок спит и плаче. А як смиеця, то кажут ангелы прилетели да с ним разговаривают, ему обещают что-то. Но это такэ, старые люди присказывали, як улыбаеця то на радость, а як плаче, то обижают его там» (Выш3107).

В прошлом грудное вскармливание было безальтернативно. При этом даже с появлением различных молочных смесей предпочтение все равно отдавалось материнскому молоку: «У меня дети все сосали грудь. Оцэ самое, будэ здоровый ребеночек – свое молочко, материнское. А то, что из бутылки робыця, дитя полно, толсто, оно ж переедае» (Зап3167). Сроки грудного кормления были достаточно продолжительные. Практически все респонденты говорят о как минимум годе: «Вообще положено до году, кажуть до году нужно кормыть – будэ разумно дытя» (Выш3107), - а крайний срок - 3 года. В случае, если у матери не хватало молока, то ребенку давали коровье или козье молоко: «Вобще раньше было строго настрого, только козьим молоком вскармливали» (Курч8). Также при невозможности кормления или нехватки молока, ребенка могла покормить другая женщина. Грудное молоко также могли использовать в лечебных целях. При закисании или воспалении глаз у младенца, их закапывали молоком или промывали: «Бывает у ребеночка глазки закисают, болят глазки, закапаешь молочком материнским, самое лучшее материнское молочко» (Зап3167).

Примерно в полгода ребенка начинали прикармливать. Для прикорма использовалось молоко, картофельное пюре, различные бульоны. Повсеместно, в качестве прикорма, а также соски применяли так называемую «жвачку» - завернутый в марлю пережеванный матерью хлеб с сахаром или печенье: «Прямо ото нажуют хлеб, або пряник, чи шо такэ, в марлю и в рот пнут – оно сосэ» (Зап3167); «Сосок не було, жували хлеб и в марлычку и ему давалы, оно сосе. И так высосе, шо одна шкурка останеца» (Выш3107); «Нажевывалы печенье, и от эта – жвачка называлась. И ото у рот затолкают, воно сосэ, и спыть тада» (Курч8).

При появлении первого зуба у ребенка: «Подарок на зуб дают, шось подарыть надо, дарють и золото дарють, и денежки, и рубашечку по возможности» (Ахт3145).

Достаточно сложным этапом являлось отлучение ребенка от груди. Для этого бытовали различные способы, например, грудь мазали сажей (чтобы напугать или сослаться на болезнь), красным перцем. Для отвыкания мать могла отдать ребенка бабушке или родственникам на несколько дней. При этом респонденты отмечали бытование запрета – нельзя после отлучения от груди, вновь начинать кормить ребенка. Считалось, что мать, таким образом, очень сильно навредит дитю, он станет глазливым: «Плакал, плакал, мне его жалко, а второй раз нельзя давать, грудью не кормить. Буде глазливый ребенок» (Выш3107). Нарушение данного запрета, по народным воззрениям, могло привести к тому, что ребенок станет ведьмой / колдуном: «Низя! Надо только раз. Мамка было: “Одлучай тико одын раз, бо будэ, ну як называют, ведьма будэ”. Глазливое будет. Будет много знать нехарошева» (Курч8).

Первый шаг ребенка ознаменован ритуалом «перерезания пут», широко бытовавшим в станицах Темрюкского района. Как только ребенок самостоятельно сделал первый шаг, увидивший это ножиком по земле между ножек ребенка перерезал «пута»: «Обязательно перезают путо. Ото берешь ножик, и только он шаг сделал, берешь ножик и крест накрест обязательно перезаешь и все, и тада он уже пойдет» (Курч8); «[…] дэржу ножик, она до ножика идэ, а я другый узяла та спэрэди путо рижу» (Зап3171); «Ножом надо пырырезать, называеця – путо пырыризать надо. […] Дэ вин ступнул. У хати, на двори, тико ступнул и взять ножик и от так. Тоди воно быстро пидэ» (Там44); «Ножиком резали, когда дите начинает лазить, ходыть, «Отче наш» прочитают и ножиком сзади три разы резнуть и кажут шо пидет» (Выш3108).

Когда исполнялся ребенку год, проводился обряд первой стрижки. В доме родителей и ребенка собирались родные, друзья, соседи и кумовья. Проведение обряда возлагалось на крестных родителей: крестный выстригал волосы крест-накрест с головы ребенка. Крестная мать держала ребенка на руках, или ребенка сажали на скамеечку: «Уже годик, уже можно на скамейку посадять там, ну, прыдэржують, шоб ны упало. Тоди крестный тут вырэжэ, тут и навпэрэхрэст» (Там44). Состриженные волосы закапывали под деревом (Там40), либо отдавали матери, которая хранила их в сундуке: «В сундуке, […] там есть прискрынок, или в такий глухий конец, шоб не вытянули. Кажуть: «Чего?». С того волоса не должна птичка гнезда вить» (Зап3107). После стрижки все садились за стол. Перед праздничным застольем проводилось гадание: «…на тарелку кладут ключи, деньги, бутылку. Шо, кажуть, возьмэ, то и будэ. Будэ шофером раз взял от машины, бутылку вз ял – пьяница будэ» (Выш3108); «А тоди када сидают за стол на тарелочку кладуть хлеба кусочок, карандаш и стаканчик вына, и за хватыця, за то и той: за карандаш – будэ грамотный, будэ пысать, за хлеб – хлебороб, а за выно хватыця – будэ добрэ выпывать» (Там44).

В возрасте 5-6 лет, при выпадении молочного зуба, ребенок под руководством старших самостоятельно мог проводить ритуал: «Правнучку заставыла, прышла, кажэ: “Бабушка, зубик в мэнэ выпада”. Кажу: “Та вин в тэбэ шатаиця, вырвы, и кынь на крышу и кажи: “Мышка, мышка, на тоби костяный, а мини дай жилезный”. Бросать зуб должна сама дытына» (Зап3171); «Кыдай чирыз голову, выйды на двир и черыз голову кынь на крышу и кажи: “Мышка, мышка, на тоби золотый зуб, а мини дай сэрэбряный”» (Выш3120).