Поверья и ритуальные действия, связанные с обеспечением «во?да» домашних животных, в традиционной культуре восточнославянского населения Кубани

Поверья и ритуальные действия, связанные с обеспечением «во?да» домашних животных.

Система представлений и обрядовых действий, выражаемая с помощью мифологической категории «во?да», уже была описана в некоторых обобщающих и посвященных отдельным регионам работах: А. Ф. Журавлева, А. А. Плотниковой, Т. Ю. Власкиной. В главных своих чертах она отражена в кубанских полевых материалах и реализуется в контексте: 1. календарной обрядности (календарно приуроченные действия, связанные с обеспечением «вода» домашних животных (гадания на масть, ритуальное кормление, окропление скота и т. д.), обрядовые предписания, приметы, запреты); 2. демонологических представлений (поверья о демонологических персонажах, влияющих на выбор масти и «вод» скота; 3. окказиональной обрядности (ритуальные действия в контексте строительной обрядности, направленные на обеспечение «вода»); 4. животноводческой обрядности (представления о приобретении или утрате «вода» в ходе купли-продажи скота); 5. обрядов жизненного цикла (ритуальные действия в контексте родильной, свадебной, похоронной обрядности, также влияющие на «вод»). Данный термин («вод»), имея локальное бытование, сам по себе отсутствует в лексическом составе говоров Кубани. Чаще всего он выражается через глагольные формы «водиться», «вестись» или словосочетания «идти в руку», «прийтись ко двору».

I. Мифологические представления и верования, этнографические комплексы Обряды и обрядовые комплексы. 2.4. Обряды, связанные с хозяйственной деятельностью

Православие

Русский, наречие – южнорусское

Краснодарский край, Республика Адыгея, Ставропольский край, Карачаево-Черкесская Республика

Кубань, животноводство, мифологические персонажи, скот.

Мы рассмотрим представления о «воде» в сопоставлении с метропольными или родственными традициями; покажем многообразие поверий и ритуальных действий, призванных обеспечить «вод»; попытаемся выявить общие черты и локальные (субрегиональные) особенности, обусловленные поликультурным характером кубанской традиции, как зоны позднего формирования, складывавшейся под влиянием преимущественно восточно-украинских и южнорусских локальных традиций.

Календарные ритуальные действия, поверья и запреты.
Относящиеся к святочному циклу. Пожалуй, большая часть календарных обрядов и поверий, связанных с «водом» скота и птицы, относится к этому периоду. Данная приуроченность не случайна, поскольку святочная обрядность, сопровождающая завершение старого и начало нового годового цикла, была призвана обеспечить благополучие семьи и ее хозяйства в наступающем году.
На Рождество чаще всего соответствующую мотивировку имели действия, связанные с переносом приготовленной кутьи на покуть в святом угле. В ст. Старолеушковской на Рождество крестик из сена вставляли в кутью, «шоб квочкы сидалы и чубати булы». В ст. Сторожевой при переносе кутьи в святой угол квохтали, «шоб наши куры неслись». Похожий обычай был отмечен в дореволюционном источнике о святках в ст. Павловской: перед тем как поставить кутью на сено, на покуть сажали девочку или мальчика и «скубли их за чуба, щоб чубати кури були». Широко распространен на Кубани был обычай, когда перед праздничной трапезой детей заставляли лезть  под стол и подражать голосам домашних животных, «чтобы всё в хозяйстве водилось». Еще более известен ритуал приглашения (гуканье / кликанье) Мороза, чтобы он не поморозил домашнюю живность, который помимо Рождества мог повторяться и во время новогодней трапезы и на Крещение. Из обрядовых предписаний, относящихся к Рождеству, следует отметить зафиксированный в Закубанье обычай разговения во время праздничной трапезы яйцом, «шоб ярки были и телятки».

Среди специфически новогодних ритуалов необходимо отметить следующие. Распространенный в черноморских и закубанских станицах с преобладающим украинским населениеми ритуал обведения меловой черты или тесьмы вокруг стен дома и хозяйственных построек в некоторых станицах объяснялся стремлением обеспечить хозяйство скотом, приплодом: «думали или верили, что тем обогатаят себя домашними животными, курицами» (ст. Петровская); «Скотына будэ плодыться хорошо и куры, всэ» (ст. Саратовская). Продуцирующее значение придавалось действиям посевальщиков и зерну, которое они использовали. Повсеместно посевающих мальчиков или мужчин сажали на пороге или в хате с просьбой «поквохтать», чтобы «квочки садились», «куры неслись», «шоб худоба водилась», «чтобы цыплята, гусята водились», «чтобы телята хорошо росли». Зерно после посевания смешивали со своим и сыпали птице, «щоб лучче плодилась через сей рик». В х. Духовском такое же значение придавалось некоторым действиям «козы»: ее просили покататься по полу, «чтобы овечки котились, чтобы коровы телились, чтобы раскатывались». Повсеместное новогоднее поверье о желательности прихода в дом первым мужчины могло приобретать следующий смысл. Так, в ст. Суздальской приход первым мужчины предвещал, что коровы в новом году будут приносить телков, а женщины — телок.

На Крещение охранительно-продуцирующую функцию выполняло ритуальное кормление домашнего скота и птицы кутьей, рождественским хлебом и сеном («шоб худоба водилася», «шоб птыця водылась»). В ст. Преградной сено из-под кутьи скармливали скотине на третий день после Рождества. Рождественское сено могли также подкладывать в куриные гнезда, «шоб неслись». Такую же функцию выполняло и окропление скота крещенской водой.

В черноморских и закубанских станицах с украинским субстратом широко распространено было гадание на масть скота по рождественскому сену, на котором стояла кутья. В этом сене искали коровью шерстинку. Какого цвета она оказывалась, такой масти скотину следовало заводить. Это действие осуществлялось в основном на Крещение или на Голодную кутью (день накануне Крещения) (ст-цы Ирклиевская, Старонижестеблиевская, Старолеушковская, Зеленчукская). В ст. Бакинской гадали таким образом на третий день после Рождества. В ст. Исправной шерстинку высматривали в соре, который выметался из хаты на Новый год. Ранее похожий обычай фиксировался на Украине, в частности, Житомирской губернии.

Насколько благотворным для домашнего хозяйства должно быть действие святочных ритуалов, настолько опасно нарушение запретов (трудовых, пищевых, речевых), которое могло привести к разным формам увечья домашних животных. В степных станицах кубанской Линии был распространен запрет на работу в святочный период, иначе «ягнята будут рождаться с зашитыми задами». Иногда подобное следствие может связываться с запретом на шитье. В одном дореволюционном источнике отмечено, что нарушение запрета на работу в промежуток между Рождеством и Новым годом может привести к тому, «что овцы будут рябые». В ст. Павловской в конце XIX в. был зафиксирован запрет на употребление голов приготовленной к новогоднему столу птицы, чтобы птенцы не вылуплялись «з развёрнутими головками». Речевые ограничения должны были уберечь живность от действия нечистой силы. Например, поэтому в ст. Бесленеевской на Голодную кутью существовал запрет называть скот по кличке.

Относящиеся к празднику Св. Георгия (Егория). В полевых материалах сведения об этом празднике, занимающем видное место в скотоводческой обрядности во многих славянских традициях, весьма редуцированы. По мнению Н. И. Бондаря, в отдельных станицах в прошлом он имел развитую обрядовую форму. По нашим наблюдениям, это в большей степени относится к закубанским станицам позднего основания, сохранившим больше общих черт с метрополиями. В культурной памяти здешних жителей лучше сохранились воспоминания о водосвятии и массовом окроплении скота во время молебна в этот праздник, «чтобы скот был здоровым». Одновременно могло происходить и освящение посевов. Иногда празднование дня Св. Георгия совпадало с первым выгоном скота в стадо. В х. Кубанском (Белореченский р-н) в день Св. Георгия кропили скот крещенской водой. В ст. Зеленчукской в ночь накануне первого выгона на перекрестке, где производился сбор стада, специально сооружали «балаган», в котором служили молебен Св. Власию, во многих славянских традициях также являющемуся покровителем скота: «Власий обладае худобой». Данный пример был отмечен нами лишь один раз, хотя на Украине подобные молебны Св. Власию совершались нередко. В других случаях окропление скота могло происходить в день первого выгона без приуроченности к дням этих святых.
На наш взгляд, редукция «егорьевской» обрядности на Кубани и снижение ее значения  для традиционного скотоводства была связана с изменением природно-климатических условий. Первый выгон на Кубани осуществлялся чаще всего ранее наступления этого праздника. А как известно, наиболее развернутые формы приуроченных к дню Св. Георгия обрядовых практик связаны именно с первым выгоном скота.

Относящиеся к другим большим праздникам. Ритуальные действия, апотропейные атрибуты и гадания, имеющие влияние на «вод» домашнего скота, приурочены к таким праздникам, как Вербное воскресенье, Пасха и Троица. В большей части ритуальных действий на Вербное воскресенье использовалась вербная ветка. Ею хлестали скот, затыкали под стриху, в коровьи ясли, выгоняли первый раз скотину в стадо. Помимо апотропейной, этот предмет мог выполнять и продуцирующую функцию: «чтоб худоба плодилась». Перечисленные действия повсеместны на Кубани. Также повсеместно подобное значение придавалось и троицкой траве. Правда, ее продуцирующая сила в большей степени имела воздействие на домашнюю птицу: троицкую траву скармливали курам, «они ее тогда клевали и тогда яиц полно» (ст. Темиргоевская); подкладывали в куриные гнезда, «шоб лучше неслися», «шоб цыплята вылуплялись». При этом нарушение временных рамок выполнения праздничных предписаний могло повлечь противоположные результаты. Так, в ст. Чепигинской существовал запрет вносить траву в хату до наступления Троицы: «нэ будэ птыця лупыться». В пасхальной обрядности ключевое значение отводилось пасхальному куличу (паске). В нескольких станицах (ст-цы Атаманская, Старонижестеблиевская, Переправная) фиксировалось гадание, сходное с рождественским, на определение нужной масти скота. На паске, освященной и принесенной из церкви, искали шерстинку. Какого цвета она оказывалась, такой масти скотину и нужно было держать. В ст. Переправной шерстинку искали в разломленной первой испеченной паске. В ст. Зеленчукской также было принято скармливать часть первой паски скотине. Подобные манипуляции с пасхальным куличем для определения масти скота для завода были известны у украинцев Черниговской и Воронежской губерний, русских Орловской губернии.
В некоторых станицах сохранилось представление об опасности, который представляет для «вода» скота день Св. Касьяна, приходящийся на високосный год: «А на КасьянА надо нэ выходыть було. Ны надо ны управляться, нычого. Хто пэрвый выйдэ, там, курыца или... Ну, собачка, як собачка. А из животного такого, который относытся к дому. Хто пэрвый выйдэ, то падеж будэ»; «А на чаво Касьян глянэ. Глянэ на человека — будеть мор, глянэ на худобу — значить, будэ худоба помирать. Рано худобу не выпускали, курэй рано, пока сонце взайдэ».

II. Поверья о демонологических персонажах, влияющих на выбор масти и «вод» скота. Широко распространены на Кубани верования о влиянии на «вод» скота демонологических персонажей и животных, наделяемых демонологическими признаками. Образ домового в этих представлениях более известен в линейных и закубанских станицах с преобладанием великорусского субстрата. На это обращали внимание еще в дореволюционных публикациях. В ст. Успенской верили, что если домовой не взлюбит какую-либо масть лошади или коровы, то животные этой масти будут погибать. Масть, которую домовой полюбит, будет «ко двору», «в руку». Сохранность подобных представлений отмечалась и в ходе современных исследований (ст-цы Фастовецкая, Темиргоевская, Махошевская и др.). В той же ст. Успенской отмечали, что домовой может предвещать гибель скотины. В ст. Николаевской считалось, что особенно хорошо домовой относится к рябой (пестрой) скотине. Подобное представление было известно среди белорусов Витебской губернии. Примечательно, что в конце XIX века белорусские крестьяне компактно проживали в ст. Николаевской. Представление о соответствии цвета домового и масти скотины нами было выявлено лишь однажды, в ст. Кубанской. Любопытно, что домовой здесь представлялся в образе змеи. С данными свидетельствами коррелирует представление, зафиксированное в ст. Новодмитриевской, согласно которому масть животного надо выбирать по цвету живущего в доме ужа: «Под каждым двором, под каждым домом есть уж. И вот смотри, какой уж, таку масть дэржи. Вот у мэня, напрымер, рЯбая масть. Уж жёлтенький по спинке, жёлтенький-жёлтенький. А по брюшку беленький. Но ребянький. И хоть поросёнка, хоть шо. Я беру всегда, шоб был с пятнышком».
В некоторых черноморских и закубанских станицах чаще покровителем скота выступает ласка (ласточка, земляная ласточка, ласочка): «Домовой хозяйничает в доме, а покровителем скота и хозяйственных построек является ласточка (ласточка или ласка)» (ст. Старолеушковская); «Ласточка вона нэ врэдна. И к хорошему. Если вона полюбэ хозяина, то вона и корову обчеше, и коням оцэ позаплетае» (ст. Батуринская). В ряде станиц сохранилось представление о том, что масть скота нужно подбирать по цвету ласки, которая живет в сарае (ст-цы Челбасская, Старолеушковская, Азовская). Если же цвет масти скота и ласки не совпадал, то скотина не приживалась, у нее пропадало молоко.

В тех же черноморских станицах и части закубанских  с украинским населением выбор масти скота связывался с ласточкой-птицей. В своем отношении к скоту ласточка-птица и ласточка-животное (ласка), как показал А. В. Гура, обнаруживают сходство, обусловленное общностью ряда внешних признаков и общей этимологией названия. Наиболее распространенный способ узнать масть будущей скотины был связан с первым прилетом ласточки. Если увидишь ее первый раз в году, необходимо повернуться трижды на правой пятке и взять из-под нее пригоршню земли. По цвету найденной в ней шерсти надо было заводить скот в своем хозяйстве (ст-цы Новоджерелиевская, Новобейсугская, Староджерелиевская, Азовская): «Бабушка було у мэнэ казала: вот пэрву ласточку побачишь и крутнысь на пяткэ тры разА. И пид пяткою там шукай, яка будэ шерстына. Яку шерстыну найдэшь, таку масть корову нам и надо дэржать… Я: «Ой, бабушка, ласточкы прылетилы! Силы на проводах ласточкы!» А бабушка кажет: «Покрутысь тры раза на пятке и на правой ногИ, и тоди пид пяткою пошукай хорошенько яку-нэбудь шерстыну. Яку найдэшь, таку, значить, нам надо масть коровы дэржать». А так воно було, нэ так, нэ знаю. Найшла чёрно-билую». В ст. Старонижестеблиевской масть определяли по первому волосу, который приносила ласточка на гнездо: «Опрэдэляешь так. Слухайтэ. Прылетает ласточка и якый вона на гнэздо пэрвый волосок прынэсэ у твий двор, та масть тоби и идэ. Напрымэр, нам рыжу прыносыла — рыжа у нас Зорька була. А в другый раз прынэсла така аж билувата, а була у нас красно-ряба. Всё — нэ прыжылась, паука зъила, доризалы». Хотя способ выбора масти с помощью ласточки был известен как в восточной Украине (Харьковская губ., украинцы Воронежской губ.), так и в южнорусских областях (Орловская губ., Дон).

III. Ритуальные действия в контексте окказиональной обрядности (строительная обрядность). Довольно распространенным приемом на Кубани, имеющим выраженную продуцирующую семантику, была закладка при строительстве дома шерсти и перьев домашней живности (коров, овец, кур) в святом углу. Чаще всего это осуществлялось в комбинациях с другими предметами (зерном, деньгами, деревянным крестиком, цветами), олицетворяющими плодородие, богатство, защиту от нечистой силы, процветание.

Основным локусом, где производилась закладка «строительной жертвы», был святой угол: в основании дома (фундаменте) (ст-цы Дядьковская, Ирклиевская, Васюринская, Чернореченская, Ахметовская, х. Новокрасный) или под матицей (маткой, сволоком) (Зеленчукская, Кардоникская, Тбилисская, Платнировская, Терновская, х. Кисловодский). В единичных случаях существовало отступление от этого правила. В х. Редант шерсть и перья клали в один из четырех углов, наряду с другими символическими предметами. Интересный прием был зафиксирован в ст. Бжедуховской. После того как укладывали центральную балку (матку), хозяин дома долотом выдалбливал в центре матки «гнездо»,  куда закладывались деньги, зерно, овечья и коровья шерсть двух мастей, после чего «гнездо» замазывалось. Использование в ритуале шерсти выбранной масти должно было обеспечить благополучие в разведении соответствующей масти скота. В ст. Преградной вместо шерсти могли использовать коровий кизяк, который клали в святой угол под первый венец бревен, «чтобы всё водилось». Более сложный ритуал закладки «строительной жертвы» был зафиксирован в ст. Платнировской. «Ну, цэ живность покупать, если корову покупать, надо знать, яку в двэрь масть вэсты. А масти-то, знаетэ. У нас бабушка була, и бабушка мэни рассказывала так. Ага. Каже: вот тэбэ придёться в жизни когда строиться, если сволока будуть тянуть, ты пиди в горо?дку, в глухый край и стань на тряпку, повэрныся скико раз и подывыся, яка шерсть тэбэ будэ, там шерстына попадэт, якого цвета. Если красного, значить красная тэбэ будэ скотына идты. Если ряба, воно значить еще кака-нэбудь будэ. И куры яки будуть, вобщем усэ. И ото, и тоди, колы мы строилысь, я ж цэ всэ зробыла, это ж в сумочку и всэ пособырала ж, и пирья цэ, всэ и пид сволок положила. И у цэ помню я ту бабушку. Бабушка казала, яку масть в род вэсты. - А на якой ноге повэртаться, на левой, чи на правой? - На правой.  - Три раза? - Да, тры раза, бабушка казала, крутысь на пятке. И подывысь, шо у тэбэ там под пяткой. Яка у тэбэ там будэ шерсть, бабушка казала. И уто ж мы тоди… Як строиться будэшь, обязатэльно поший мэшочки и положи мэшочки под сволока, шоб и грощи, и шерсть там, всё чисто».

К сожалению, магические приемы при строительстве помещений для скота, оказывающие воздействие на «вод», нами пока выявлены не были.

IV. Представления о приобретении или утрате «вода» в ходе купли-продажи скота. Как показал в своей работе А. Ф. Журавлев, помимо прагматической, коммерческой составляющей, действия, связанные с куплей-продажей скота, сопровождались, явно или скрыто, магическим планом, предполагающим в том числе возможность приобретения или потери «вода». Однако анализ современных материалов, относящихся к территории бывшей Кубанской области, показывает, что подобная общая мотивировка в целом оказалась утраченной. В основном магические действия были направлены на обеспечение успешности покупки конкретного животного, сохранение его удойности, приручение к новому хозяйству, защиту от дурного глаза или порчи, поскольку период от заключения сделки до привода животного в новый дом считался крайне опасным. Соответственно, и сам ритуал купли-продажи мог представлять собой весьма сложный, многосоставной и имеющий множество вариантов комплекс.
В нашем распоряжении есть единичные свидетельства о том, что, покупая корову, ее новый хозяин приобретает и «вод». Например, рассказ, записанный в ст. Новоминской от Кетбаева Н. А., семья которого долго испытывала неудачу в заведении рогатого скота: «Я корову брал за ричкой, воны кажуть: на тоби соль и корову посыпь солью. Я говорю: а для чого? Вона каже: «Я нэ знаю, каже. Я у людэй так брала корову, и воны посыпали солью, шоб вона двирь свою знала, хозяина знала». А в мэнэ було як. То сдохнэ корова, то сдам. С того врэмэни — тьфу! тьфу!». Чаще всего поверья о приобретении-утрате «вода» были связаны с первоначальным этапом, с выбором места и условий покупки скота или птицы. В ряде закубанских и черноморских станиц место покупки определялось направлением течения реки. Однако ориентация могла быть разной. В ст-цах Зеленчукской и Кардоникской скот и домашнюю птицу следовало покупать у хозяина, живущего выше по течению реки, «с верха», «шоб водилось хорошо»; «Раз купили гусэй внизу, так они раз ушли, второй. А тогда порубали их, пришлось порубать. А потом наверху купили индоуток, так они, как с воды пошли. Сразу сорок пять утят вывелись». В то же время в некоторых станицах было принято покупать скот ниже по течению: «надо брать сюды, ниже» (ст. Преградная);  «- Надо корову купить там, чтоб напротив речки вести ее домой, против течения надо корову вести. - А почему? - Ну, такое примечание. Вроде то, что лучше она идёт в руку» (ст. Азовская). На наш взгляд, первый вариант является более точным и соответствует семантике речного потока, который «магически соотносится с поступательным движением, быстрым ростом, развитием, успехом, прибылью».

Кроме того, предпочитали брать скотину у хозяев с хорошей репутацией и по возможности избегать покупки на базаре. В ст. Азовской опасным для «вода» кур считалась продажа квочки: «Если отдашь людям квочку, значит тагда уже не жди, чтоб в тебе скоро завелась квочка. Это я тоже на себе испытала».

V. Ритуальные действия в контексте обрядов жизненного цикла. Пожалуй, наименее исследованным аспектом рассматриваемой темы является связь животноводческой продуцирующей магии с обрядами жизненного круга. В первую очередь это касается влияния обрядовых действий на благополучие домашних животных, поверий, связанных с ними, а также вторичного использования обрядовых символов в продуцирующей магии. На данном этапе выявлено недостаточно много подобных связей в кубанском материале. Но в то же время установлено достаточно широкое бытование некоторых ритуальных действий, имеющих продуцирующую направленность. В частности, это касается использования монет, которыми обсыпали жениха и невесту: «А на свайби, як обсыпають из сыта, собыраем хмэль, копийкы, то пид курыцю класты, пид квочку, шоб харашо уродылась, – так як на свайби людэй було... Шоб стико було цыплят, як на свайби людэй». В ст. Староджерелиевской был зафиксирован следующий факт. Если в хозяйстве не велись коровы, то во время приготовления пирогов в первый пирог закладывалась монета со свадьбы. Какому члену семьи попадалась эта монета, тот символически становился хозяином животного. Это должно было способствовать нормализации «вода». «-Пока мама была жива, у нас коровы шли, вона что-то знала. А як я стала сама, то ны одну корову обмэняла. У мэня ныяк ны йшли коровы. - И как вы с этим справились? Вы что-нибудь делали? -Я вам скажу, шо я делала. Я и сама знала это давно, но забула. В детстве воно ж меня не касалося. Потом мэни сказали: ну, ты продай корову, раз тоби нэ идэ. Значить бэрэшь як. Вот когда на свадьбе бросають деньги, посыпають молодых. Вот их ловышь, и эти деньгы... Я, значить, пэчу пырогы. И одну дэнюжку лэплю у пэрвий. Собыраю всю свою сэмью. У кого эта, хто хозяин коровы — внучок. Ны внучки, ны сын, ны нывистки, ны хозяин, ныкому ны досталося. Внучок. И вин: «О! У меня дэнюжка». И так вин бул у мэнэ хозяин корови. -То есть, вы как бы продаете? -Да... Там чи корову продала, чи шо: «На внучок, цэ ж твоя корова». Чи телка продала — цэ твоя корова. А сейчас у мэнэ нэ получается, понимаетэ... Як мама пэрэпысала хозяйство, нэ йшлы коровы. По две, по три коровы на год мэняла». Данный обычай соотносится с символической продажей животного, к которой прибегали в ряде черноморских станиц, если скотина не шла в руку (ст-цы Чепигинская, Стародеревянковская).
Единичные факты обнаружены на примере похоронной и родильной обрядности. В ст. Мартанской считали, что если после выноса со двора покойника, которому при жизни все шло в руку, сразу не завязать полотенцем или платком калитку, то в этом дворе ничего вестись не будет: «после его смерти всё пропадёть во дворе, ничё ты уже держать не будешь, если ему в руку шло». То есть, со смертью удачливого хозяина с ним уходило из дома благополучие, в том числе в разведении домашних животных.

О связи представлений о «воде» скота с родильно-крестильной обрядностью нам известно лишь по одному дореволюционному источнику. К сожалению, его беллетристический характер и отсутствие указания на место, где был зафиксирован данный факт, требуют проверки данного свидетельства. В этой статье, опубликованной в «Кубанских областных ведомостях», лаконично сообщалось, что при крещении незаконнорожденного младенца в церковь брали «от каждой породы домашних животных по клочку шерсти и от птиц по перу. Чтобы водились во дворе». В целом это свидетельство вполне коррелирует с традиционным представлением о сироте, как посреднике между миром людей и миром иным, а усыновление незаконнорожденного могло принести удачу в хозяйственных делах. Ср. о влиянии сироты на «вод» скота в болгарской традиции: «в день св. Лазаря во время ритуального обхода девушками-лазарками просят девочку-сироту покружиться с куклой Лазарем, чтобы велись пчелы, ягнята, телята».

Таким образом, представления о «воде» скота, несмотря на фрагментарную фиксацию на местных уровнях, обусловленную редукцией традиционной культуры в целом, в масштабах историко-культурной зоны Кубани образуют систему, реализованную в ряде обрядово-мифологических комплексов. Подобная реализация универсальна для восточнославянской традиции. Региональная и субрегиональная специфика представлений о «воде» скота на Кубани также отражает их генетическую связь с восточно-украинскими и южнорусскими губерниями. На уровне отдельных элементов системы очевидно влияние иных, нежели в метропольных зонах, природно-климатических условий.

Служебная информация