Шуточные песни станицы Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края

Шуточные песни станицы Вышестеблиевской Темрюкского района

Понятие «шуточные песни» является научным обобщением большого корпуса музыки, куда включаются народные припевки, страдания, сбирушки, завлекаши, скоморошины, тараторки, балаганки, частушки и многочисленные переделки авторских, профессиональных песен. Все это многообразие объединяется юмористическим содержанием, также дифференцированным на ироничные, сатирические, обличительные, обвинительные, очистительные, страдательные, признательные, познавательные и др. темы. К общим признакам можно также отнести относительную краткость таких песен-припевок (чаще всего – две или четыре строки), их импровизационность, нацеленность на выявление идеальных ценностей или героев, характеризующих этнокультуру. Шуточные песни станицы Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края дают общее представление об этой жанровой группе кубанского фольклора. Собранные в результате двух фольклорных экспедиций 1978 и 2004 годов и, не будучи специальным объектом собирания и исследования, тем не менее, шуточные песни станицы Вышестеблиевской раскрывают панораму и ценностные параметры всей казачьей культуры. Осмеянию в них подвергаются вечные людские пороки – измена, пьянство, алчность, нерадивость, Музыкальной основой служат короткие плясовые напевы явно инструментального происхождения и лирические протяжные, нередко куплетного строения. Плясовые припевки зачастую исполняются соло, лирические – гуртом.

III. Народное исполнительство. 2.2. Музыкально-поэтические жанры жизненного цикла. 2.5. Неприуроченные жанры.

Православие

Русский, наречие – южнорусское

Краснодарский край, Темрюкский район, станица Вышестеблиевская.

Краснодарский край, кубанские казаки, шуточные песни, припевки.

Общепризнано, что определение «шуточные песни» не является народным, а отражает скорее всего литературное обозначение некоторой условной группы песен, имеющих веселое шуточное содержание. В музыкальном отношении шуточный песни нельзя рассматривать как отдельный жанр, обладающий четко выраженными признаками. Скорее всего, следует говорить об определенном фольклорном комплексе (термин И.И. Земцовского), главным признаком которого является смеховой элемент. Все остальные, не менее важные для жанрового определения характеристики, связывают так называемые «шуточные песни» либо с определенными обрядами (обрядовыми действами), либо с другими жанрами. Тем не менее, понятие «шуточные песни» зачастую используется именно как обобщение большого корпуса разнообразной музыки, нацеленной и на увеселение, и на осмеяние, и на воспитание, иронию и сарказм – на все виды разнообразно интонируемого юмора.

Шуточные песни в станице Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края записывались в Кубанских фольклорно-этнографических экспедициях в 1978 и 2004 годах. Большинство из них было зафиксировано от одной исполнительницы – Собко Евгении Васильевны, 1917 года рождения, уроженки станицы Ахтанизовской, с 17 лет проживающей в Вышестеблиевской. Особое доверие к исполнительнице у собирателей и исследователей связано с ее возрастом в момент записи. «Натуральная» казачка, постоянно проживающая в родной станице, сохранила память о реальных молодежных развлечениях, песнях и обрядах первой половины ХХ века. Евгения Васильевна продемонстрировала хорошее знание текстов – как музыкальных, так и поэтических. Она рассказывала о молодежных посиделках, вспоминала песни, которые пелись в станице во время гуляний, по дороге на работу и с работы. Тем не менее, определенную осторожность для выводов и обобщений вызывает тот факт, что некоторые истории и тексты, исполненные Евгенией Васильевной, являются единичными, не встречающимися у других информаторов и в других станицах. Однако, учитывая то, что шуточные песни не были предметом специального внимания собирателей того времени, мы считаем возможным использование текстов Е.В. Собко для их презентации в качестве образцов казачьих шуточных песен.

В 2004 году в станице Вышестеблиевской Темрюкского района студентам-практикантам удалось записать со слов Евгении Васильевны молодежную игру "Зайчик". Судя по повествованию Е. Собко, она была не просто очевидицей происходящей игры, но и ее непосредственной участницей. Девушку, пожелавшую пораньше уйти домой с молодежных гуляний, не отпускали до тех пор, пока она не сыграет в игру "Зайчик". Для игры брали две небольшие палки и укладывали их на полу в виде буквы Т. Девушка должна была стоять возле горизонтальной палки и взад-вперед ногой передвигать вертикальную палку. Окружающие при этом пели:

Ой, на гори грэчка тай зэлэна,

Ныма мого мылого тай Сэмэна.

Сэмэн сюды, Сэмэн туды,

Сэмэн дров, Сэмэн мукы,

На бублыкы намолов.

После первых двух строчек Е.В. Собка пояснила: «Оцэ ж надо ногою ны тронуть оти ж досточкы».

Ой, шоб тоби долэ,

Та бодай тоби долэ,

Отакому старому,

Отакому молодому

Трындидирочку любыть.

Вероятно, в процессе игры возникал диалог между парнем и девушкой или между их представителями.

Скабрезность игры и ее функциональную многозначность очевидны. Смеховой развлекательный элемент "Зайчика" неоспорим. Игра, безусловно, имеет брачную символику, очень важную для молодых. В этом отношении она направлена как на выбор будущего брачного партнера (имена "героев" песни могут меняться), так и на подготовку девушки к интимным отношениям. Символичен и выбор знакового животного (зайчика), раскрывающего не только связь человека с природой, знание этой природы, но и указывающего на магию подобия: плодовитость зайца должна символически обеспечить будущую плодовитость девушки. Эротическая символика зайца для славянской культуры также общеизвестна [1, с. 129-136]. Заяц – это и символ жениха, и символ мужской силы, и символ плодородия.

Особого разговора заслуживает музыкальная составляющая вышестеблиевской игры. Во-первых, в ней используется только омузыкаленный текст. Музыка делает игру особенной, так как жесткое сцепление текста и напева не дает им распасться, что обеспечивает устойчивую повторяемость всех игровых форм (действия, напева, текста), и в конечном итоге формирует сакральность самой игры. Только вступив в игру и исполнив необходимый ритуал девушку могли отпустить, т.е. вернуть в бытовую среду.

Во-вторых, музыкальный текст имеет собственный содержательный и символический смысл. Строфа распадается на две полустрофы, первая из которых имеет зачинную функцию, а вторая характеризуется речитативным действием-развитием и ярким квинтово-ниспадающим финалисом. Закругленность зачина проявляется как в периодической структуре, так и в интонационной закругленности напева. Вторая полустрофа варьированно повторяется, позволяя увеличить и разнообразить «действие» в соответствии с реальными игровыми манипуляциями. При этом финалис всегда остается неизменным – нисходящий квинтовый ход, замыкающий строфу и имеющий явный назидающий смысл. Важность этого хода не только в том, что он маркирует окончание строфы, но и в том, что вербальный и музыкальный текст в этот момент подчеркнуто значимы. «Трындидирочку любыть», «Як той зайчик» – в этих словах заключен явный сексуальный подтекст. Его акцентирование и многократное обыгрывание в других строках еще более связывают игру с брачной и репродуктивной семантикой, «стыдной» для обычной жизни, но допустимой для игры [2].

Единичный пример записи такой игры в Темрюкском районе объясняется не только и не столько ее исчезновением из культуры молодежных станичных посиделок, сколько отсутствием специального внимания фольклористов к подобного рода играм и забавам. Справедливости ради стоит сказать, что фольклористы знают об использовании игры «Зайчик» в рамках свадебного цикла на второй день так называемых «свадебных бесчинств».

Смех во все времена признавался признаком силы. Осмеяние чего-либо нередко значит избавление от нежелаемого. Осмеяние кого-либо – означает выявление его пороков, от которых также необходимо избавиться путем художественного (вербально-музыкального) проговаривания. При коллективном исполнении песни сила осмеяния и вера в реальность очищения от пороков только возрастает.

В ситуации кратковременной экспедиционной встречи не все информаторы могли быстро вспомнить мелодию или полный текст песни. Иногда приходилось слышать прозаический вариант песни. Так случилось в станице Вышестеблиевской в 2004 году во время встречи Ксении Ивановны Жадан, 1931 г.р., с собирателями Пащенко В.П. и Полевой П.В. Станичница пересказала шуточную песню, мелодию которой не смогла вспомнить:

«Жинка же, чоловик жилы, а жинка любыла ж выпыть. Ну и пийшла ж на базарь, зайшла в шинок, та напылася, ага. Пийшла по силь на базар, слава богу. Ну и, прийшла ж до дому, пьяна, а чоловик и пытае: «Дэ ж ты дила грощи?». Ну, вин же баче, что вона ж пьяна, шо нэ солы нэ прынэсла, а пьяна ж прыйшла, а грощи дэ дила? Вона сыдыть да начина, пьяна, да и каже: «Руб на силь, руб за силь, на руб солы купыла, руб за силь заплатыла, руб в колодэць упустыла, руб отдала за тэ, чтоб вытяглы… Вин тильки чмок по губам! А вона тоди сыдыть и губы уже таки: «Ага, ударив губы, забылы вси ракубы, разбирайся сам!».

Копируя заплетающийся язык пьяной бабы, высмеивая неудавшийся ее поход на базар за солью, исполнительница сама дала определение песне: «Это як прийсказка, як шутка».

Любовные ухаживания и шутливые перебранки между молодыми – еще одна распространенная тема среди казаков. Та же Евгения Васильевна Собко напела фрагмент песни-диалога между парнем и девушкой, в которой последняя подвергается осмеянию как нерадивая хозяйка из семьи с недобрым батькой:

На ко, на козака моргала,

Ой, ты сэрцэ ходы,

Мэнэ вирно любы,

Сэрцэ мое, сэрцэ мое.

Як до тэбэ ходыты,

Тэбэ вирно любыты,

В тэбэ батько лыхий,

Та ны добрый такый,

Сэрцэ мое, сэрцэ мое.

Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты,

В тэбэ мыши лыхи,

В тэбэ мыши таки.

Сэрцэ мое, сэрцэ мое.

Евгения Васильевна явно путала текст, который нам более известен в записях И.Н. Бойко, проведенных в Вышестеблиевской в 1978 г. Тогда эту песню целиком исполнили две женщины из группы станичниц.¹

Дивка, дивка в синях стояла,

На ко, на козака моргала:

– Ты, козаче, ходы, мэнэ вирно любы,

Сэрце мое, сэрце мое.

– Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты?

В тэбэ батько лыхый, та не добрый такый,

Боюсь я, боюсь я!

– Батька, батька дома нымае,

Дэсь ще, дэсь у шинку гуляе,

Я ж ты, сэрце, ходы, мэнэ вирно любы,

Сэрце мое, сэрце ж мое!

– Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты:

В тебе маты лиха, та не добра така,

Боюсь я, боюсь я!

\

– А я, а я матэри вгожу,

Постиль, постиль белу постылю.

Яки, сэрце, ходы, мэнэ вирно любы.

Сэрце мое, сэрце мое!

– Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты,

В тэбэ собаки лыхи, та не добры таки,

Боюсь я, боюсь я!

– Я со, я собаки йугожу,

Кусок, кусок сала положу,

Я ж ты, сэрце, ходы, мэнэ вирно любы,

Сэрце мое, сэрце ж мое!

– Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты:

В тебе кишкы лыхи и нэ добры таки,

Боюсь я, боюсь я!

– Я и, я и кишку угожу,

Коло, коло себа положу,

Я ж ты, сэрце, ходы, мэнэ вирно любы,

Сэрце мое, сэрце ж мое!

– Як до, як до тэбэ ходыты,

Тэбэ, тэбэ вирно любыты:

В тэбэ мыши лыхи, та не добры таки,

Боюсь я, боюсь я!

– Як ты, як ты мышей боися,

На во, на воротях повисся,

Сур, згинь, пропади, и до мэнэ нэ ходы!

Сур тоби, пэк! Сур тоби пэк!

Комизм ситуации, при которой девушка добивается любви, а отговорки парня с каждым разом становятся все нелепее – вначале он боится отца и матери героини, затем ее собак, кошек и мышей – заставляет девушку изменить к нему отношение. Она отгоняет потенциального жениха сакральным междометием «сур!» (чур!), в контексте песни означающим «фу на тебя, не подходи, откуда ты взялся, зачем я тебя встретила». В то же время у этого восклицания ученые находят и иные смыслы – от названия древнего бога, охраняющего границы дома, предмета (чурбака или чурбачка), фиксирующего пределы охраняемой или занятой территории до эвфемистической замены слова «чёрт» [3].

Евгения Собко несколько раз пыталась воспроизвести разные шуточные припевки и песни, но всякий раз ее перебивали новым вопросом на темы, более интересующие собирателей. Поэтому отдельные тексты записаны фрагментарно. К их числу относится напев, в который исполнительница ввела и свое имя, предварительно оговорившись, что, к примеру, тут могли стоять и другие имена:

Ой, на ставу, на ставочку,

Стоять хлопци в тры рядочкы.

По пэрэду стоить Леша,

А по заду стоить Женя.

Вполне вероятно, что приведенный фрагмент есть ее импровизация на известную украинскую народную песню:

Ой на ставу, на ставочку (2 р.)

Пливуть качки в три рядочки.

Одна другу доганяє, (2 р.)

Кожна собі пару має.

А которая не має, (2 р.)

То на берег випливає.

Я, молода, в Божій карі: (2 р.)

Не дав мені Господь пари.

Або мені пару дайте, (2 р.)

Або мене розстріляйте.

Або мене, молоденьку, (2 р.)

Пустіть на воду бистреньку.

Зійшла зірка рано ясна, (2 р.)

Не журися, дівко красна.

Будеш мати чоловіка, (2 р.)

А клопоту аж до віка. [4].

Другие фрагменты, напетые Е.В. Собка, близки частушкам и функционально связаны со свадебной тематикой:

Прыихалы миня сватать,

Прыихалы миня сватать,

Храмою кобылою,

Барахло мое забрали,

Про меня забыли.

Я иду, а кот на крыши,

Трынируеця с котом…[...]

Ой, там на Дону,

Отдавалы дурыну,

Усим, усим по дивчине,

Мини бабу стару.

А я с бабою ны плачу,

Продам бабу, куплю клячу,

Кляча сдохнэ, сдэру шкуру.

За праздничным столом, как правило, исполнялись припевки, «оправдывающие» употребление алкоголя и «прославляющие» горячительный напиток. В одной из таких припевок, исполненных Е.В. Собко, горилочка выступает «лекарством» от физических болей:

Болыть в мэнэ голова,

И колино, и нога.

Усэ тило заболило,

Горилочкы захотило.

Горилочку налывайтэ,

Кто ны пье, тому нэ давайтэ,

Чарочка моя, сырыбряная,

Кто б тэбэ выпыв, як бы нэ я.

Детские потешки обычно выделяются в самостоятельный жанр, однако в контексте шуточной тематики и с учетом того, что этот жанр на примере станицы Вышестеблиевской никогда не был предметом специального научного внимания, мы посчитали возможным представить и их.

Как правило, потешки многофункциональны. Они развлекают, поучают, образовывают, знакомят детей с окружающим миром. Обычно потешки исполняют взрослые, поэтому определенная часть их смыслов может быть адресована самим взрослым и иметь скрытый подтекст или шутливую коннотацию. К примеру, потешка с конфликтным началом «Рассердился дед на бабу» в русском фольклоре популярна с самыми разными сюжетами. Наиболее известный из них:

Жили-были дед да баба,

Ели кашу с молоком,

Рассердился дед на бабу

Хлоп по пузу кулаком.

Баба не стерпела,

В подпол улетела.

А в подполье был бурак,

А кто слушал, тот дурак.

(А из пуза два арбуза

Покатились кувырком.)

Вышестеблиевский вариант весьма отличен от приведенного. Во-первых, он имеет счастливый конец (баба радуется новой латке на тулупе), во-вторых, образовывает (знакомит с новыми профессиями), в-третьих, учит добру и поддержке (добрый кожухарь безвозмездно латает бабе кожух), вызывает чувство радости и удовлетворения:

Россырдився дид на бабу,

Та розирвав кожух сзаду,

Та дэ взявся кожушкарь,

Баби кожух полатав,

Ходэ баба тай радие,

Сзаду латочка билие.

Значительная часть потешек носит познавательный характер, знакомит детей в окружающим миром. В следующем примере юмористический эффект состоит в признании всех овощей родственниками. Одновременно с информацией об огородных культурах ребенок получает знания о системе родственных отношений, сформированных в традиции:

Ходе гарбуз по городе,

Шукае своего роду.

Ой чи живи чи здорови,

Вси родычи гарбузови

Одизвався буряк – гарбузовый свояк.

Ой, живи и здорови вси родичи гарбузови.

Одизвалась желта дыня,

Гарбузова господыня:

(Опять) Уси живи вси здорови

Одизвались огирочки,

Гарбузовы сыны-дочки.

(Это была песня детская)²

Отозвалася редиска,

Гарбузова невистка.

Отозвалась марковка,

Гарбузова золовка.

В другой потешке традиционное перечисление работ, выполняемых в данном случае медведями, заканчивается, как правило, веселым указанием на последнюю – легкую – работу. Играть на дудочке, согласно народному поверью – бездельничать, жить праздно, не утруждать себя. Другое дело, молоть или «нагортать» зерно (горох).

Тры медведя, тры медведя,

Горох молотылы,

Два пивня, два пивня,

До млына носилы.

Одын мэлэ, одын нагортае,

А один на воротях на дудочке грае.

Таким образом, информация, собранная в двух фольклорных экспедициях в станице Вышестеблиевской, дает весьма панорамное представление о песнях шуточной тематики в казачьей стороне и позволяет говорить о ее рассредоточении в свадебном обряде, молодежных играх, лирических песнях, застольных и плясовых припевках, детских потешках. Условия исполнения, функциональные характеристики таких песен (т.е. внемузыкальные факторы) определяют исполнительские особенности и музыкально-языковую формульность напевов. Плясовые, частушечные напевы, основанные на коротких четверостишьях, исполняются зачастую соло в скором темпе, малообъемны, речитативны, структурированы по типу суммирования: 2+2+4.

В лирических напевах наряду с повторами отдельных слов и строк (признаками лирических вербальных и музыкальных текстов) акцент делается на последней строке, обособленной ритмически и интонационно для подчеркивания ее юмористического смысла.

1 В группу входили Дробинская Ольга Андреевна, Яблонская Зоя Дмитриевна, Гряда Алексанра Петровна, Балан Матрена Яковлевна и Красниченко Ефросинья Марковна. Идентифицировать двух исполнительниц из этой группы нам не удалось.

2 В скобках приводятся ремарки исполнительницы.