Свадебная обрядность ст. Надежной относится к разновидности линейной свадебной традиции Кубани, в основе которой лежат метропольные традиции южно-русских губерний с вкраплениями элементов свадебной обрядности типичных для восточноукраинских губерний. Для данного типа свадебной обрядности характерны многоэтапный предсвадебный период, включающий помимо собственно сватовства, взаимные посещения друг друга сторон жениха и невесты, развернутый девичник; наличие так называемых «алилёшных» свадебных песен; сложные ритуальные манипуляции с караваем на дарах; имеющие ограниченное бытование обряды заключительного дня, например, битье горшков на животе матери и др.

Станица Надёжная расположена в верховьях реки Малый Тегинь, в 22 км юго-западнее станицы Отрадной, которая является районным центром. Станица была основана 1860 г. В числе первопоселенцев станицы были преимущественно семьи линейных казаков и нижних чинов Кавказской армии. По переписи 1897 г. в ст. Надёжной проживали 6374 чел. (3216 муж., 3158 жен.), из них казаки 3909 чел. (1950 муж., 1959 жен.), неказаки 2465 чел. (1266 муж., 1299 жен.). По родному языку 982 семьи считали себя русскими, 35 – малороссами.

Брачный возраст и выбор брачного партнера в ст. Надёжной соответствовали нормам, существовавшим на территории Кубани. Обычный возраст для девушки составлял 16-18 лет. Однако уже в досоветский период практика выдачи замуж до наступления совершеннолетия встречала препятствия со стороны закона, в т. ч. церковного: «Выходили уже, чтобы расписаться. Тогда было строго, закон. Венчать чтоб её можно было́». Для жениха возрастной порог был выше. Порой из-за несения казаком военной службы разница в возрасте могла быть существенной и достигать до 10 лет.

В советское время принципы выбора брачного партнера кардинально изменились. В прошлом право родителей в этом вопросе было безоговорочным. Решающими критериями выбора в прошлом было социальное (казак — иногородний / хохол) и имущественное положение избранника, его хозяйственные и деловые качества: «Знаешь, раньше ж невесту тоже выбирали. Если хохлушка, значить они ж не дюже богатые. А казаки – это ж были богатые люди. Моя мама была бедная, но взяли казаки… Наверное ж, понравилась папане, и пошли свататься…».

Однако имущественные и социальные предпочтения решали далеко не все. Большое значение придавалось физической наследственности и нравственным качествам избранника и его семьи, «весь род перебирали»: «Я ж уже выходила, он знал, что он до мене придёть. И то, я с одним парнем дружила, а их было девять душ у родителей. Ну и прышли. Они, значить, родители, он же сказал, шо придём до Буксаева свататься. Ну прышли ж, с хлибиной, всё это, как отец, мать там, ещё ж кого-то взяли. Ну мы ж там в другой комнате сидим, с им разговарюем. Родители ж мои, его тут же. Ну, шо ж ты думаешь. Мать заматюкалася, свекруха. А мой отец… Мы от отца никогда не слыхали мата. “Оооо, говорыть, ишо моя дочка не была в твоём дворэ, а ты уже маты вяжешь!” И стал упорно – не отдали. Да он и кланялся отцу в ноги и что тольки. “Пап, мы свайбу сыграем и уедем! На другой день уедем, она её и знать не будеть!” Нет и всё. Нет, и не отдали». С этим, видимо, был связан обычай присматривать невест во время богослужения в церкви. По общему мнению респондентов, обычай выбирать себе партнера самостоятельно, «по любви», утвердился только в советское время.

Время проведения свадеб в ст. Надежной соответствовало общекубанской традиции и определялось сельскохозяйственным и церковным календарем. Категорически запрещалось играть свадьбы в пост: «Только в мясоед грали свайбы».

Наиболее полная традиционная схема предсвадебного периода в ст. Надёжной включала в себя следующие этапы: «идти запытывать»; собственно сватовство, включающее своды молодых и запойки невесты; посещение родственниками невесты родителей жениха - «заслонку смотрэть»; посещение дома невесты родственниками жениха – «проведывать невесту»; вечеры́нки в доме невесты.

Состав и количество сватов-старост не были регламентированы. Как правило, сватами выбирали женатых мужчин из числа родственников (дядя, старший брат, крестный отец) и соседей жениха. К ним могли примыкать и женщины. Сваты отправлялись в дом невесты с хлебом и солью, которые заворачивали в рушник, а также бутылкой спиртного. Сначала предварительно шли крестные родители жениха запытывать, согласны ли принять сватов. Потом они приводили родителей ж, его дядю с тётей. Если родители невесты не давали ответа сразу, то старосты оставляли им хлеб до следующего своего прихода: «”Старосты-панистаросты, разрэшите нам в ваш дом зайтить и хлеб-соль на стол положить. Первый раз благословить, второй раз и трэтий раз”. Кладуть тада хлеб… “Мы подумаем, а тада прыдите, поговорым”». Если родители невесты были против сватовства, старостам возвращали хлеб. Если согласие было достигнуто, то одного из старост отправляли за женихом и его родителями.

Старосты отправлялись сватать невесту обычно вечером, «в потьмах». В дом входили со словами: «Мы вот потеряли тёлочку. Вот искаем её. Вот можно у вас поискать?». Между старостами и родителями невесты мог завязаться шуточный диалог: «”Наша голубка до вас прылетела”. А они: “Наша голубка у нас. А ваш голуб где, не знаем”. “Наш голуб вашу голубку прыводил домой, и она улетела из дома назад”». Во время этих шуточных торгов жених находился во дворе, а невеста в другой комнате, ожидая приглашения.

После получения согласия молодых приглашали в комнату и, поставив их у порога, спрашивали их согласия на брак: сначала жениха, потом невесту. Этот ритуал и назывался сводами. Перед этим для жениха могли устроить шуточное испытание: «Ну и раньше ж ишо заставляли жениха черэз лавку си́гать… Вот его черэз лавку, чтоб он переси́гнул: чи он не хромой, чи он храбрый, чи бодрый, чи, может, через курицу не перелезеть. Всякие, детка, было. Всякие прычуды». В прошлом для выражения своего согласия невеста отвечала: «Я с вашей воли, мамушка и батюшка, я не выхожу. Как вы, так и я». После этого невесту приглашали разрезать в знак согласия принесенный сватами хлеб / пирог, пополам или на четыре части: две из них она передавала свекру и свекрови, а две других половины жених подносил тестю и теще. После этого родители невесты могли дать ей наставление: «Отрэзанная скиба от хлиба — уже не притулишь… Всё, уже тепер хлеб разрэзала, уже тепер назад ра́чки не влазюють. Уже отказываться ни в коем разе». Затем следовало застолье, которое называли запойками или пропоем невесты. А молодые уходили в другую комнату или отправлялись гулять. Иногда молодые могли стоять у стола до тех пор, пока их не отпускали.

В отличие от других станиц Отрадненского района отказ сватам в ст. Надежной не маркировался каким-либо особым символическим образом. Родители невесты попросту не принимали принесенный сватами хлеб.

Помимо сватовства, в структуру предсвадебного периода ст. Надёжной входили дополнительные встречи сторон жениха и невесты. Первая встреча проходила в доме жениха и называлась поглядыны, заслонку смотрэть. Первоначальный смысл данного визита - «смотрють, какой он хозяин, как он живёть, чи хорошо, чи плохо» - со временем был утрачен и сводился, как правило, к поводу провести застолье: «Вот, например, у нас же засватались. А тада едуть до жениха заслонку смотрэть. Прыедуть, там какая свашка, да не катная, в печку, какая заслонка. Старинные печки ж были русские, она железная заслонка. И в печку заглядает, заслонку вытянет: «Ой, да засаленная заслонка!» Ну, а какая заслонка?! Она ж в печке, в саже и всё. «Ну, пойдёть! Хорошая заслонка!» Становють бутылец. Всё, обмыли заслонку… Посмотрэли, все гуртом туды лезуть посмотрэть у печку… Свашка ж как заводила. Ну, выбирали, шоб свашка была бедовая. Там же как стануть торгувать эту невесту, как за столом сидить. Да уже выпивають, выпивають. Одно рюмки золотять. Что она кинула там в стакан, в воду. Девчатам же кидають эти пятаки. Раньше пятаки кидали…»; «Это гулянка, обнаковенная гулянка. Хто заглянет там у печку, заслонка как! Бывает, знаешь, как у нас одна шутила, дак: «А в задницу не будешь заглядать!» Ну, всякаи болтуны есть, када заслонку смотрют… А есть так, знаешь, вытаскуют заслонку с печки и тах-тах-тах! «О! У сватов заслонка какая! Крэпкая! У сватов заслонка крэпкая!» В шутку. Всё в шутку. Заслонка крэпкая – сват живёть крэпко. И трах-тах-тах. Танцують под её…»

Еще одну встречу устраивали одну-две недели спустя. Называлась эта встреча «итить невесту проведать» или «проведывать невесту». Мать жениха в сопровождении заловок и невесток несла невесте «на платтю». В состав подношений могли входить и другие предметы свадебного наряда невесты (шаль, чулки), а также угощения. Родня невесты накрывала для них стол. Во время этого застолья решались ключевые вопросы времени и условий проведения свадьбы.

Период от сватовства до свадьбы был отмечен проведением ежедневных вечерынок в доме невесты, на которые приходили ее подруги и помогали готовиться к свадьбе, делали перевязку (расшитые полотенца) и цветы для гостей, обшивали платочки, а сама невеста шила свадебную рубаху для жениха, вязала для него носки и перчатки. На эти вечеринки мог приходить жених со своими друзьями. Нормой считалось, если жених оставался после них ночевать в доме невесты.

Особое значение придавали последнему вечеру перед свадьбой, который в ст. Надежной горячий или большой вечер. В субботу с обеда невеста в сопровождении старшей дружки совершала обход по станице, приглашая на горячий вечер своих подруг. Приходя к очередной подруге, невеста вручала ей шишку под пение подруг: «Прибирайся, дружечка, приыбирайся...»; после чего исполняли благодарственную песню родителям подруги: «Спасибо за дружку, за вашу послушку!/ Что мы в вас просили, а вы нам пустили». Помимо этого девушки, сопровождая невесту, могли исполнять и другие свадебные песни, например, «Ой, в саду да вой ва садику, ва зелёном виноградику». Взрослых гостей на свадьбу приглашали родители молодых.

Собрав своих подруг в своем доме, невеста в их компании и в сопровождении свашки отправлялась на ужин к жениху, «несли рубашку». Отправляясь к жениху, невеста брала с собой подарок для жениха, который мог включать в себя, помимо свадебной рубашки, штаны, носки, полотенце, носовой платок, мыло и полотенце, а также угощение для его родителей. У жениха за этот подарок устраивался шуточный торг, в котором главным действующим лицом мог быть дружко жениха. В завершении застолья подруги невесты обыгрывали свекровь песней «Да спасибо тебе, да свекровьюшка, да за твой масляный пирожок…».

Затем вся компания, но уже в сопровождении жениха и его друзей отправлялась на горячий / большой вечер в дом невесты. В ст. Надежной местная особенность заключалась в том, что компания невесты и жениха отправлялись в дом невесты порознь. При этом во время движения компании жениха исполнялась песня «Ой, коли́со ты моё, е лёли, ель ли лёли, ты моё./ Шинувала, босувала хорошо». Здесь до полуночи молодежь плясала под гармонь, пела песни и играла. В заключение вечера, ближе к полуночи, молодежи «отдавали вечерю». Однако на него оставались только приглашенные, т.е. самые близкие друзья жениха и невесты. После ужина жених уходил домой, а на ночевку у невесты могли остаться парами понравившиеся друг другу парни и девушки, либо только старшая и подстаршая дружки невесты. Отмечали также, что в советское время горячие вечера могли проводить в станичном клубе.

За несколько дней до свадьбы в ст. Надёжной готовили свадебные хлеба и атрибутов.

Основным и главным символом свадьбы был каравай. Каравай пекли и у жениха, и у невесты. К приготовлению каравая допускали только замужнюю женщину, состоящую в первом браке и никогда не разводившуюся. Она украшала его лепными птичками и шишечками, а центр каравая увенчивала большая шишка с запеченными в нее двумя монетами. В последующем, на дарах эту шишку вырезали и подносили молодым. Сажать в печь каравай приглашали обязательно женатого мужчину. Иногда это мог быть свадебный дружко. Во время приготовления каравая было принято гадать о длительности жизни молодых по двум свечам, которые устанавливали на каравае перед отправкой в печь: чья свеча быстрее сгорит, тот из молодых раньше умрет. В ст. Надежной также был отмечен обычай подвешивать каравайное тесто, завернутое в платок, к потолочной балке, чтобы тесто лучше подошло.

Во время выпечки каравая происходили обрядовые и шуточные действиями с исполнением специально приуроченных песен. Когда мужчина выгребал жар из печи перед посадкой каравая, его обрызгивали водой, обсыпали мукой, могли измазать сажей, а когда сажал каравай в печь, ему пели песню «Кучерявый жар загребае...» Каждое действие, связанное с выпечкой каравая, могло сопровождаться возгласами «Застрял!», «Не лезет!», что служило сигналом налить по рюмке, чтобы дело пошло живее. После посадки каравая каравайницы катали мать в повозке или в «дерюжке» под пение свадебных песен, например, «Бел заюшки», а по возвращении домой им «отдавали обед» и давали по шишке, что означало приглашение на свадьбу. Приготовленный каравай украшали ветками калины с ягодами. Разрезание и употребление каравая было приурочено исключительно к моменту одаривания молодых на свадьбе.

Помимо каравая в ст. Надёжной пекли шишки, лежень и трыно́жку. Шишки являлись универсальным атрибутом одаривания всех участников свадьбы и любых людей, попавших в орбиту свадебных гуляний, на протяжение всей свадьбы. Лежень представлял собой небольшой вытянутый хлеб с лепными украшениями из теста. Лежень, как и трыножку, пекли только в доме невесты. В доме жениха его клали в сундук с приданым, и на следующий день свадьбы невеста угощала им свекра, свекровь и других родственников жениха. Трыножка представляла собой небольшой круглый хлеб, украшенный тремя оплетенными тестом палочками, установленными в виде шалашика с навершием в виде небольшой шишки. В этот шалашик также клали две связанные красной лентой ложки. С этим атрибутом, в отличие от лежня, не производили какие-либо манипуляции. Лишь по приезду невесты в дом жениха трыножку отдавали свекрови, которая клала его в сундук с приданым невесты и в дальнейшем хранила. Судя по описанию, трыножка есть не что иное, как дывэнь кубанской черноморской традиции. И его появление в ст. Надежной объясняется украинским влиянием. Видимо, в преобладающей великорусской среде данный атрибут утратил свое классическое название.

Использование свадебного деревца, известного в ст. Надежной, как и во многих других местностях Кубани, под названием гильцо́, было необязательным. Иногда украшенную цветами и лентами ветку могли использовать лишь как сопровождающий невесту атрибут в ходе движения свадебного поезда, с гильцом невеста собирала подруг на горячий вечер, на второй день свадьбы гильцо разбирали, раздавая цветы и ленты с него гостям.

Последний универсальный свадебный атрибут – две связанные красной лентой бутылки, символизирующие брачную пару, имеющие название бугаи / быки. Одну из бутылок наполняли водкой, другую водой. И за обладание бутылкой с водкой после выкупа невесты между дружкой невесты и боярином жениха устраивали шуточное соревнование: кто быстрее схватит. После этого следовало угощение этой водкой победившей стороной проигравшую сторону. Также отмечали, что эту пару бутылок могли называть колосовкой, что следует считать влиянием черноморской традиции. При этом в бутылку с водой ставили пучок колосьев, а в бутылку с водкой ветку калины, объясняя это подсказкой для подружки невесты, чтобы обеспечить ей победу над старшим боярином.

Накануне свадьбы выбирали также свадебные чины, за каждым из которых закреплялся определенный перечень функций в проведении свадебного обряда. Главным распорядителем на свадебном торжестве со стороны жениха был дружко, женатый мужчина средних лет, никогда не разводившийся. На свадьбе невесты аналогичную функцию выполняла свашка – замужняя женщина, родственница невесты. По некоторым сведениям, данные свадебные чины являлись симметричными и у жениха, и у невесты, т. е. свои дружко и свашки были и там, и там. Внешне дружко и свашку маркировали особенной перевязью. В отличие от прочих гостей их перевязывали рушником-полотенцем дважды, крест-накрест, в доме жениха, а затем в доме невесты. Помощниками дружко на свадьбе от мужской части были полу́друж / полу́дружень.

Ближайшего спутника жениха на свадьбе выбирали из его неженатых друзей. В полевых записях он фигурирует под названием боярин или старший боярин. Его ближайшим помощником выступал младший боярин. Симметричную функцию у невесты выполняли дру́жки – группа незамужних подруг невесты, из которых выбирали старшую дружку, наиболее близкую подругу, и ее помощницу - подстаршую или меньшую дружку. В функции дружек входили предсвадебная подготовка невесты к замужеству и ее сопровождение в течение первого дня свадьбы. И бояре жениха, и дружки невесты, за исключением старшего боярина и старшей дружки, участвовали в свадьбе только до выкупа невесты, после чего в свадьбе участвовали только женатые гости.

Первые обрядовые действия собственно дня свадьбы происходили в доме невесты. Все начиналось с ее обряжения. До повсеместного употребления белого платья, утвердившегося в советское время, главным убранством невесты являлась парочка, состоящая из юбки и кофты, или сатиновое платье светлых тонов, обычно кремовое или розовое. По свидетельству ряда респондентов, обязательным атрибутом свадебного наряда невесты был черный матерчатый пояс с пряжкой. Наиболее ярким атрибутом свадебного наряда невесты являлся головной убор. Основу его составляла белая фата, украшенная венком из восковых (стерли́новых) цветов, розовых или белых. Помимо венка, верхняя часть фаты собиралась в виде двух рядов гребешков или бры́жечек. Невесте заплетали косу, вплетая в нее до 6-7 атласных цветных лент. Обязательным элементом прически невесты являлась челка, которую завивали чулошной иголой. Особым образом маркировали прическу невесты-сироты. Если невеста была круглой сиротой, то косу ей не заплетали, а волосы перевязывали у основания красной лентой или вплетали в них ленты. Обязательно использовали обереги для защиты невесты от сглаза и порчи недоброжелателей. Для этого с четырех сторон подола платья или юбки втыкали крест-накрест иголки из непочатой упаковки. Также следили, чтобы на свадьбе между молодыми никто не проходил, «чтобы невеста не сбежала».

Наряд жениха также претерпел эволюцию от форменного казачьего костюма до современного городского.

После обряжения невесту благословляли. Сначала это делали ее родители. Невесту брали под руки две подруги, и она просила благословения у отца, который держал икону, и матери, которая держала хлеб. Невеста кланялась им в ноги на простеленной шубе и приголашивала: «И простите вы мене, да родные мои родители. Да ничего же я у вас не прошу, ни золота же, ни серебра. А я же у вас, мои родители, прошу да тольки родительское благословенье». Затем невеста целовала икону, хлеб и родителей. Потом родители менялись атрибутами, и, таким образом, невеста трижды просила благословения. Далее невеста просила благословения у других близких родственников, которые подходили попарно: у крестных родителей, дедушки с бабушкой, братьев и сестер, дяди и тёти. Аналогичным образом проходило и благословение жениха у него дома.

Сироту благословляли крестные родители и кто-то из ближайших родственников, а сама невеста перед этим в свадебном наряде и в сопровождении подруг шла просить родительское благословение на кладбище. В ст. Надежной перед этим до восхода солнца невесту моги вывести во двор, и она голосила, прося благословение у умерших родителей. Этот ритуал назывался «выходить на́ зорю». Подруги при этом несли с собой икону-благословение и хлеб и исполняли по дороге сиротскую песню «Ой, да там ходила дай Марьянушка па крутой горэ». На родительской могиле ставили икону, и невеста кланялась, просила прощения и благословение у умерших родителей, причитая на голос аналогично тому, как она «зарёю галосе»: «Расступися, мать – сырая земля, и расколись, гробовая доска. И встань, моя мамочка. Я тебе иду звать на свадьбу, чтобы ты меня проводила в пути-дорогу».

После обряжения младший брат невесты заводил ее за платочек и усаживал за стол в святом углу также на вывернутую шубу, на которой происходило благословение. Рядом с невестой и усаживались старшая и подстаршая дружки, а вокруг них остальные девчата. Подругам невесты отдавали обед, во время которого они обыгрывали невесту следующими песней «Ой, глянь, маты, на мий посад». А невеста в это время одаривала подруг шишками, лентами, платочками и цветами, которые они вместе готовили на предсвадебных вечерах.

Во время последних приготовлений у невесты в доме жениха организовывали так называемый свадебный поезд, в составе которого жених с дружком, свашкой, боярами и несколькими близкими родственниками отправлялся за невестой. Свадебный поезд до появления автомобилей всегда был конным. Он представлял собой процессию из нескольких повозок: тачанок, линеек и подвод, которые сопровождали бояре, друзья жениха, ехавшие верхом. Коней, запряженных в повозку с женихом, покрывали красными попонами с изображением инициалов жениха и невесты по бокам. Во все время движения поезда, как по пути в дом невесты, так и на венчание и обратно в дом жениха, в нем исполняли так называемые поезжанские песни: «Бел заюшка», «Как за рэчкой, за рекою три ягня гарело», «Ой, конь бежить, земля дрожить, подковочки бряць-бряць», «Как во поле травка веется, да молодой Ванечка женится», «Ой, листушик, да бумажненький».

Ближе к полудню свадебный поезд прибывал к дому невесты. На воротах разыгрывалась игровая сценка выкупа. Сторона невесты устраивала баррикаду на воротах, приехавшим угрожали кольями. Начинался шуточный торг с дружко, свашкой и боярами жениха. В качестве магарыча сторона жениха предлагала водку и шишки, которые выкладывала на стоящий перед воротами стол. Иногда стороне жениха удавалось прорваться во двор силой. В этом случае торг не продолжался, и сторона невесты обязана была пропустить жениха к невесте. По достижении согласия о размере магарыча, жениха с его свитой пропускали, и конная повозка с женихом заезжала прямо во двор. Затем следовал выкуп косы невесты.

Участниками ритуального выкупа с одной стороны выступали дружко, свашка и жених со старшим боярином, с другой – подруги невесты, а также младшие родственники невесты, братья, сестры или племянники. Сначала невесту выкупали у ее подруг. Между ними и дружком и свашкой жениха завязывалась перепалка в виде исполнения шуточных припевок: «Тебе, дружко, нэ дружковати, тебе, дружко, свиней пасти»; «Девки же дружка били да под стол подвалили»; «Да не мнися же, дружко, не стой. Тебе лавочику – садися»; «Прывезли свашику в тарыбине, прывезли свашку в тарбини, штоб не съели свиньи». Дружко спрашивал: «Скольки ж вам платить?» Подруги невесты отвечали: «Сто рублей с рублём, и коня седлом, и рыбу с ногамы, и свиню с рогамы!» В ст. Надёжной для выкупа действительно выпекали булочку в виде свиньи с рогами: «Кладуть сразу шишку. «Позолотить!» Кидае позолотить. Кидае, кидае, кидае. Скольки ж можно золотить! И в рюмку кидае, золотить… И просе эта дружка: «Сто рублей с рублём, и коня с седлом, и рыбу с ногамы, и свинью с рогамы!» «Та шо ты! Де ж мы тебе свинью возьмём с рогамы?!» Дак пекуть, бываеть, как эти есть такие заядлые, дак пекуть свинью, маленькию спекуть ис рогамы. И вухи прыделають, и ро́ги». Затем дружко выкупал косу невесту у ее младших родственников, братьев, сестер или племянников. Один из них держал в руках скалку (каталку) или «палку с репяхами» и ею угрожал жениху и дружко. После выкупа косы «продавцов» одаривали шишками и квасом. Подружки невесты, кроме старшей дружки, выходили из-за стола и в дальнейшем в свадьбе участия не принимали. Для них в этот момент исполняли прощальные песни: «Раскатитеся, вы грушки, да разойдитеся, подружки» и «Раскатитеся жы да, кислицы, разайдитеся, сестрыцы». Женихова сторона одаривала их шишками, цветами и рюмкой водки. Затем дружко заводил за платочек жениха и усаживал его за стол. Рядом с женихом садился старший боярин. Усаживаясь за стол, жених целовал невесту. А старшая дружка прикалывала молодым на грудь по восковому цветку. Затем гостям «отдавали обед», за которым мог последовать обряд одаривания молодых или дары.

В советский период постепенно произошел переход к общекубанскому стандарту, когда дары происходили раздельно: в доме невесты ее родней сразу после выкупа и небольшого обеда и в доме жениха его родней после приезда с венчания / регистрации. Однако по свидетельству большинства респондентов, традиционный сценарий местной свадьбы предполагал совместные дары гостей обеих сторон в доме жениха, которые могли происходить и на второй день свадьбы. Своими особенностями обладал и сам обряд одаривания. Дружко с полудружком и свашкой удалялись в свободную комнату, где надрезали каравай на несколько частей. Затем дружко ставил каравай на голову на простланный платок, сверху каравай накрывали другим платком. Дружко выходил из комнаты с караваем на голове: «Это када он несёть у хату… Вот ему стелють на голову платок, платочек, платочек такой, мужской, большой. Вот он, значить, не прямо стоить, а так, немножко поддерживаеть его, и сверху накрывают платком. Вот он подходит, у двери заходить и говорить: “Старосты, паны-старосты!” Они отвечають: “Мы ради слушать!” “Разрешите хлеб-соль в родительский дом занесть!” А ему отвечають: “Бог благословить!” А он говорить: “Первый раз, второй и трэтий!” Все тры раза отвечають ему. Он заходить. А тада, значить, до стола подходить и говорыть: “Старосты, паныстаросты, разрэшите хлеб-соль на мир раздать!” Ну тут ему также отвечають: “Бог благословыть!” Он отвечаеть, шо: “Первый, второй и трэтий раз!” Все три раза. И от тада дають ему поднос, он ложить этот каравай и то ж начинаеть рэзать его по кусочку. Ну, там вот так кусочки, маленькие. Ну смотря какая беседа и какой каравай. И вот подходють, свашка ж подаёть хлеб, а дружко невестин по рюмке наливае. Вот берёть по рюмке и хлебушка этого, дорются, и свашка женихова прынимаеть подарки».

Преподносимые молодоженам подарки имели преимущественно хозяйственное значение. Близкие родственники могли подарить домашнюю живность, пчелиные ульи на обзаведение хозяйством. Подарки прочих гостей отличались гораздо большей скромностью. В некоторых случаях дары преподносились на словах, в виде обещания зелёного телка или зелёной ярки, т. е. еще не родившихся: «Раньше дарыли одёжу, дарыли зелёного телёнка — када та корова отелится. Ну, я дарю зелёного телёнка, он зелёного поросёнка — свинья опоросилась, сколько там врэмени, чтоб он уже ел сам — прыдить заберите. Они идуть, забирають. Они с них плату не беруть, ничего. Просто это как считается подорэно. Ну так же ж телёнка. А раньше деньгамы — их не было́ у людей, мало и дарыли. А больше такое: тот на платье, тот простыню, тот пододеяльник. Вот такое вот было. А самое раньше, в трыдцатых годах, тада дарыли холстину. Мы сами пряли, сами ткали. Вот это рушники холстовые, вот это вот дарыли». Во время даров было принято записывать чаплейкой (ухватом для сковород) на стенах комнаты или на ко́мини русской печи кто и что подарил. В ст. Надежной раньше, вместо традиционных возгласов «горько», во время даров использовались другие шуточные обороты: «”Ой, таракан, таракан у стакане!” Значить, это молодые должны поцелуваться, вытащить этого таракана, шоб они видали. Тот крычить: “Ой, муха, муха, муха! Я пить не буду, тут муха!” Обратно целуваться». Принесенные подарки собирала свашка, которая в конце объявляла, кто и что подарил.

Обрядовыми действиями сопровождались проводы невесты в дом жениха после небольшого застолья или даров в ее доме. Сначала молодых выводил из-за стола дружко. На пороге мать обсыпала их из «хвартука» / заве́ски хмелем, деньгами и конфетами, а потом и всех присутствующих гостей. Дружко за платочек заводил молодых на линейку, которая стояла во дворе. Невеста, стоя на линейке, прощалась с отчим домом и кланялась на все четыре стороны. Мать брала за уздечку лошадей, а другой рукой прометала перед ними дорогу веником. И так выводила на улицу. В это время дружко читал специальные молитвы, «чтобы молодых по дороге никто не испортил».

Сразу после проводов невесты из дома жениха присылали подводу для увоза приданого, которое выставляли напоказ во дворе. Это были сундук с вещами невесты и убранная подушками и постельным бельем кровать. За приданое также в шуточной форме требовали магарыч.

Путь же свадебного поезда из дома невесты следовал в церковь на венчание, в советское время — на регистрацию, а затем в дом жениха. Движение свадебного поезда сопровождалось исполнением поезжанских песен: «Тронулись – “Бил зая́” заиграли».

Встреча молодых в доме жениха включала в себя ряд обрядовых действий, часть которых дублировала действия, приуроченные к проводам невесты из родительского дома. Сначала молодые переезжали на линейке (санях) через символический костер, разводившийся на воротах из соломы или сена «от дурных людей», «шоб всякие нечистые не подходили до молодых», «чтоб никакое колдовство не прошло в двор»: «Дымом прокоптить — уже значить етой ничего не будеть. Ну, можеть, хто дорогой чего сделал женыху да невесты. А то, значить, прокоптить — и ничё не будя...». Считали, что если невесту хотели сглазить, то в этот момент лопались иголки, воткнутые от сглаза и порчи в подол ее платья.

Родители жениха встречали молодых на пороге дома с иконой и хлебом-солью и благословляли их. После благословления молодых мать жениха обсыпала их вторично хмелем, монетами и конфетами из своего фартука. Затем дружко также заводил молодых за платочек в дом и усаживал их в святом углу на шубу. Перед этим дружко обращался с вопросом к гостям: «Разрешите молодых в дом завести, на посад посадить?» Далее наступал черед даров, после чего приступали к свадебному пиру, в котором принимали участие уже исключительно женатые родственники и гости. Из молодежи оставались лишь старшая дружка и старший боярин. В доме невесты в это время свадебное застолье также шло полным ходом. И там, и там его порядок не был строго регламентирован и сопровождался песнями, плясками и застольными здравицами.

Во время свадебного пира происходил обряд изменения прически невесты. Свашка и свекровь уводили невесту в свободную комнату, расплетали ей косу, закручивали волосы дулей. После этого невеста считалась молодицей. По свидетельству ряда респондентов, данный ритуал изменения невесте причёски практически не использовался уже среди поколения 1910-х годов рождения. Потом молодых уводили в отдельную комнату, где им накрывали стол с угощением. Ближе к полуночи их отводили спать, обычно в соседский дом. Как правило, их сопровождали дружко и свашка.

Разнообразными были свадебные бесчинства, приходившиеся на период брачной ночи. Они, как правило, имели соревновательный характер между сторонами жениха и невесты, а их адресатами выступали представители противоположной стороны. Например, представители стороны невесты и жениха пытались ночью заткнуть своим оппонентам печную трубу, чтобы при растопке утром дым повалил в хату: «Хто был на свайбе, пойдуть до сватов, трубу заткнуть. Стануть топить – дыму полно. Такие чуды уже были. А тут тоже сторожили. Телехвоны проводили: этих тряпок много круткамы. Ночью это чудять. Так сторожат, чтобы сваты тут не нашкодили. А ети там не нашкодили». Тем, кто рано ушел со свадебного пира, могли обмазать сажей хату и забелить окна: «Вот так рано с свайбы домой уходить. Пришёл на свайбу – гуляй до утра. Тада буде всё в порядке. А так будешь муздыкаться потом, после свайбы будешь ещё и мазать, и…». Во дворе ночью также сажали «сад»: ветку с дерева, на которую вешали яблоки и сажали рядом сторожа.

Центральным событием второго дня свадьбы было утреннее проведывание жениха и невесты молодых. В прошлом главной целью этого визита было выяснение целомудрия невесты. В свою очередь сторона невесты приносила молодым завтрак. Со стороны жениха делегировался дружко и свашка, которые в прошлом проверял ночную рубашку невесты и подносил ее родителям жениха. В советское время этот обычай потерял актуальность, и о целомудрии невесты дружко и свашка узнавали со слов жениха. Для манифестации «честности» невесты использовали различные символические формы. Основными из них были вывешивание красного флага и привязывание красных лент гостям на второй день свадьбы.

В качестве предания сохранялись в памяти старожилов формы порицания, которые применяли в случае, если невеста не сохранила невинность до своего замужества. В ст. Надежной в случае, если невесты была нечестной, свадебные бесчинства сопровождались еще большим вредительством: родителям невесты могли измазать краской весь дом, повесить пустую люльку в доме и т. п. На невесту могли надеть хомут и повести ее к матери в таком виде через всю станицу. Такой же хомут могли надеть и на мать невесты.

Одновременно с проверкой «честности» невесты ее родня приносила молодым завтрак, в состав которого обязательно входила вареная курица. Стороны жениха и невесты приветствовали друг друга, оборачивая руки в полу одежды, чтобы молодые не были бедными. После этого молодых прятали от невестиной родни, затем выводили несколько пар накрытых простынями и просили угадать, кто из них жених с невестой. Если невестина родня с первого раза угадывала, то имела право тут же забрать молодых и увести к себе завтракать. Далее происходило кормление молодых, которое включало в себя одновременно и символические и шуточные действия: «Бегуть невесту до жениха проведывать. Несуть курыцу варёную, пирог круглый, пирожков там, сладостей. Жених должон курочку разломать сам. Садятся, завтракають. А мамы и папы наготовять: бурачка накрышем, капусты накрышем, головочки эти голые, без мяса – мамы и папы головку, пупок пополам, кладуть им картошки». После непродолжительного застолья молодых уводили завтракать в дом невесты. В самом шествии участвовали ряженые цыгане, которые несли чучело коня, изготовленное из мешков, набитых соломой, и гильцо. Невеста несла фруктовый пирог для своей свекрови. В доме родителей невесты молодых встречали торжественно. Отец и мать встречали молодых с хлебом и солью, после чего невесте задавали вопрос «Чья она теперь?» Невеста называла фамилию мужа, а между сторонами жениха и невесты завязывалась шуточная словесная перепалка: «Ну тада прышли до невесты, тоже ж садятся за стол. Сычас же отец и мать спрашують: “Чи все у нас у сборе?” Ну там кто-нибудь обзывается: “Да как-будто бы!” – “Да нет, у нас тут чужие, приблудние здесь! Ты чия, девочка (как её назовуть)?” Она отвечаеть: “Неделькина”. Тут все крычать: “Как это так! Как это так! У нас таких нету! Мы там Погорэловы или там чии! (невестина ж родня) Она почему Неделькина!?”. Ну они смеются, пошутють там. И на этом начинаеть беседа расходиться. Они там побудуть и идуть домой…»

Главными персонажами второго дня свадьбы были цыгане – собирательное наименование ряженых участников свадьбы. Они принимали участие практически во всех последующих игровых и обрядовых действиях. Цыгане «гадали» встречным. Атрибутом главного «цыгана» был молоток, которым он угрожал гостям, что «подкует» их, если они не дадут ему магарыч. Кроме собственно цыган, основными персонажами ряжений были «жених» и «невеста», переодетые в мужчину женщина и в женщину мужчина, доктор.

Главным объектом ритуальных действий второго дня свадьбы выступали родители жениха и невесты. Эти действия включали в себя универсальный для Кубани обычай катания и купании родителей и менее распространенный ритуал разбивания горшка на животе матери жениха и невесты. Сначала родителей усаживали в тачку, ванну или попону и катали по всей станице. «Застелить» тачку могли деревянными «дрючками», чтобы родителям было «комфортней» ехать. Могли отца с матерью привязать друг к другу, чтобы они не могли выскочить из тачки и избежать купания. В летнее время могли повезти на речку и искупать родителей в ней. Чтобы избежать прочих проказ со стороны цыган, родители пытались откупиться, для чего их могли повезти в магазин, где они покупали закуску и водку.

Вернувшись домой, проводили ритуал «парыть маму». Мать укладывали во дворе на лавку, стелили у нее на животе дерюжку и ставили горшок. Затем разбивали палкой под всеобщий хохот. В горшок при этом могли насыпать золы или положить солому и поджечь ее. Перед тем как горшок разбить могли прочитать «молитвы» скабрезного содержания. В целом данный ритуал являлся пародией на действия послеродовой стадии либо направленные на устранение болезни живота: «И в той матери, и у другой… И вот ей горшок на пузе разобьють, шоб поправить. Там разминають, прычитують: “Бабка-шепотуха от всякого духа, от всякой болезни, чтоб никакие черти до вас не лезли…”»; «Мене от туды вот вытянули на одеяле. Потом положили, прынесли доски, потом положили, огонь развели, над этим огнём поклали, попарыли, а тада правыть горшок. Горшок размолотили: “Ой, маме полегчало!” “Не, говорю, плохо мне! Не дойду!” Лягла и ляжу, не дойду. Как хватили! А дымом воняло! Господи! Оны ж положуть. Чтоб пламя не былО, а дым».

Одним из заключительных ритуальных эпизодов свадьбы в случае, если родители женили последнего ребенка, было забивание чопа. Данный обычай широко известен на Кубани. Для этого вытесывали большой кол или использовали ветку дерева, которую называли вышней. По свидетельству ряда респондентов, в пору, когда полы в хате были земляные, кол забивали исключительно внутри жилого пространства. Когда в домах стали стелить дощатые полы, кол стали забивать либо у порога дома, либо на воротах: «А это от тут на пороге посодють тебе вышни или чоп забьють. Вышню посодють на пороге и готово дело. И дерево сажають, и чоп забивають».

Другим ритуалом, манифестирующим завершение свадьбы, было так называемое «отделение гостей», а по сути «детей», которыми символически считались все участники свадебного торжества по отношению к родителям жениха и невесты, начиная со второго дня свадьбы. Наиболее полная версия ритуала проходила по следующему сценарию: каждый из гостей попарно подходил к отцу и матери, сидящим за столом, и просил часть наследства. Родители выдавали им часть в виде шишки и кусочка лежня, после чего отец символически хлестал каждую пару плеткой, ремнем или скрученным в виде ремня рушником: «А тада лежень, дак часть дають. Этот лежень рэжуть, када уже свайбы расходются, садится отец и мать за стол. Ну, вот подходить пара. “Вы нас, папа, мама, отделите? Прошу часть у вас”. Я дак просила на стены и на потолок, шоб нихто нас не разволок. Отец мне как дал на стены и на потолок! Рушник свертает, удвое сплетает, как такую бечёвку, и потом он как секанёть. Часть дал. “Спасибо, папа, за часть!” И кусочек леженя даёть, занчить, это. Рюмку и кусочек лежня. “На, ешь!” - “Пап, горький! Пап, не правильно спечёный!” А он ишо достаёть… Все подходють, хто на свайбе были. Уходють же свайбы же, и часть просють. Тот просить, мене и корову дай, и коней, и… “Папа, я хочу отделиться от вас!” - “А чё ж тебе, сынок там, дочечка, дать?” - “Мене коней надо, мене того, мене машину, мене…” От отец как лупанёть рушником. “Ну, тебе ишо чего дать?” - “Не! Спасибо и за эту часть! Спасибо! Спасибо, пап!” Кланяются тада ж. А мать даёть лежня кусочек и рюмку, рюмку наливають».

Такие заключительные обрядовые действия, как приготовление куриного супа, отделение гостей, забивание кола, могли происходить как на второй, так и на третий день свадьбы. Хотя свадьбы в прошлом могли продолжаться до недели и более, однако последующие дни сводились к обычному застолью и взаимному приходу в гости. И такое наименование заключительного дня свадьбы, как «лавки мыть», по мнению респондентов, имеют позднее происхождение, но, с другой стороны, отражают подлинную суть завершения торжества: доесть и допить остатки со свадебного стола и навести порядок в доме: «А на трэтий день лавки моють. И ото идуть, понамешаем гомна в ведре, идём лавки мыть… Гамном коровячим моють лавки. И чтоб работы больше былО. Пришли стряпухи понарядныи – накрывай! И лавки моють. И полы, и лавки, всё перемыли… И вот дружко носе воду, а свашка пол мое. А тада ж не былО полов, глина. Глину накаламесять и вот это вот маже землю. Смазали гамном, красоту навели и пошли домой. Готово дело, справились, лавки помыли. Всё, и свайбы конец».