Традиционная народная культура станицы Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края по воспоминаниям Марфы Степановны Черненко

Традиционная народная культура станицы Вышестеблиевской Краснодарского края

Традиционная народная культура открывается современному человеку благодаря общению с ее носителями, жителями станиц, сел и деревень. Некоторые из них обладают особым даром рассказчиков, благодаря чему общение с ними запоминается навсегда. Талантливой исполнительницей народных песен и выдающимся носителем традиционной народной культуры Кубани являлась коренная жительница станицы Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края, казачка Марфа Степановна Черненко, по воспоминаниям которой написана эта статья.

III. Народное исполнительство. Наследие выдающихся народных исполнителей

Православие

Русский, наречие – южнорусское

Краснодарский край.

Краснодарский край, Кубань, история, материальная культура, обряды, песни

Как бы различно ни трактовали материал традиционной народной культуры современные этнографы и фольклористы, существует тема, к которой проявляют самое тёплое отношение практически все исследователи-полевики, – это тема общения с жителями станиц, сел и деревень, носителями традиционной народной культуры. Мир конкретного человека с учетом своеобразия его происхождения, судьбы, характера все чаще становится предметом этнографии и фольклористики.

Данная статья написана именно в этом ключе. Одной из наиболее интересных, на долгие годы запомнившихся автору статьи собеседниц стала кубанская казачка, коренная жительница станицы Вышестеблиевской Темрюкского района Краснодарского края Марфа Степановна Черненко (в девичестве Кимлык), 1926 года рождения. Общение с ней в течение нескольких дней происходило в условиях Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции 2004 года (научн. рук. профессор Н.И. Бондарь). Марфа Степановна выступила сразу в нескольких ролях: как участница фольклорного коллектива, как сольная исполнительница народных песен и как рассказчица, сообщившая интереснейшую информацию по широкому кругу тем в области традиционной культуры.

Сильнейшее впечатление, которое оказала М.С. Черненко на автора данного материала, связано с рядом индивидуальных особенностей информанта. К ним, в первую очередь, нужно отнести дар рассказчика, которым несомненно обладала Марфа Степановна. Материал из нее не нужно было «тянуть» наводящими вопросами, он свободно изливался и принимал форму небольших рассказов, перемежался с приходящими ей в голову случаями из жизни своей или иных вышестеблиевских семей. Второе, что привлекало в Марфе Степановне как собеседнице, – острый ум и склонность к рассуждению, даже аналитике. Возможно, большую роль в этом сыграла ее любовь к книге, увлечение чтением не только художественной литературы. Так, Марфа Степановна, отлично понимала региональную специфику фольклорных традиций, что видно из следующей ее реплик-ответов на вопросы об обычаях празднования в Вышестеблиевской Масленицы и Ивана Купала: «Вот так чую, по России так у них же Масленица! У нас тико ходылы колодку, называлось, вьязалы» [Выш2004-3113]; «Ивана Купала – ныма  нас такого праздныка. Цэ Ивана Купала я читала, что там плыгАют, и русалкы там усэ. Цёго у нас нымае!» [Выш2004-3114]. Склонность к рациональному объяснению сверхестественного и чудесного, коим наполнена тема, связанная с народной демонологией, видна из следующего рассуждения о ведьмах: «Уже такы, як мы, – цёго було совсим мало, почти ны було. А як моя мама росла, вот тоди оно було дуже распространённое.  Я поняла так: видьма – гипноз! Чоловик обладА  гипнозом. Було кажуть: «Прэвращалася у кишку, собаку». Гипнозировано, понимаетэ? Ей показалось – собака. Она, може, и шла попэрэди, а тэбэ показалось. Як гипнозируют сейчас чоловика? Загипнозирують – он спыть. Понимаетэ? Раньше называлы их видьмамы» [Выш2004-3114].

Все же наиболее существенное, неизгладимое впечатление от  общения с Марфой Степановной Черненко, определяют обстоятельства ее судьбы, а именно детства, пришедшегося на 30-е годы ХХ века. Схожая с судьбами многих кубанских казаков и казачек, ее детская судьба поражает особой степенью жестокости к казаку –  человеку-земледельцу, человеку труда, высокой семейной и социальной ответственности. Тем не менее, пережитое в детстве не сумело убить в Марфе Кимлык природной доброты, веселости, радушия и искреннего расположения к людям.

В центральной части статьи мы расположили лишь некоторые фрагменты многочасового общения с Марфой Степановной Черненко, в которых этнографическая информация в наибольшей степени связана с ее личной судьбой и судьбой членов ее семьи.

История рода и семьи.  «Оба, и маты казачка, и батько казак булы[1]. Дедушка и бабушка – оны ж считаются запорожскы козакы. Цэ як Катэрына ще булА, сюда ж их пэрэслалы, на Кубань. Оны завоевалы. Тут туркы булы. Ну, оны сюда пэрэйихалы, тут посылылыся, тут усю жизнь и жилЫ[2]. Гуртовый бул – цэ мамын батько,  а Кимлык – цэ бул батькын батько. У Гуртового восэмь душ дитэй було. Но он так, вроде трошкы культурно: дед был в сельсовете пысарем. А Кимлыкы… Мама до их як прышла, як оны поженылыся – в йих було двадцать душ семьи: тры нывисткы, тры сына женатих, у каждого диты булЫ. Дивка була, два парубка було, дедушка и бабушка булы, ее и прабабушка. В общем, двадцать душ семьи було с дитьмы. Вылыко було хозяйство. Богата семья була чим – йисть и пыть було. А вдеваться – тоже такэ було: вьяалы и кофточкы, и барашка прялы там, вьяалы кохты, юбкы. Така жисть була» [Выш2004-3113].

Представления об истории кубанского казачества. «Козакам далЫ волю. Оны завоювалы цю зэмлю. Йим Катэрына дала волю, дала бесплатно зэмлю. А вот ти, что приезжалы люды, тоже страдалы люды. Вот там Украйина – она же окраина России була. И воны, бидни, тоже шли, чтобы хоть трошкы лучше жить. Прийихалы и арендовалы зэмлю. Моя свэкруха рассказывала, як им було трудно. Оны былыся, робылы, старалысь, шоб у йих було всэ» [Выш2004-3113].

Уклад жизни в традиционной казачьей семье.  «Мама когда нывисткой стала, рассказывала так. Вот цэ стил, длынный стил, всэ сидають за стил. Одна чашка, и вси ложАмы, вси в одну. А для дитэй отдельно – сырныкы называлысь, такы столыкы круглэнькы. Отдельно поставят, оны едят. А мама была малЭнька, худЭнька, она ны достаЕ. Так маме ставылы тарилку, и с тих пор стали йисты из тарилОк» [Выш2004-3113].

Работа по хозяйству. «Казакы ж булы. Мама мини россказывала: «Робым, робым, робым! Скотыны богато. Рано встаемО и носым, и мужья, и дедушка, скотыни корм, воду. Тоди ж ны було кранив. Женщины доють. А тоди идут исты готовыть. Пока мы всэ зробым, покы нийимось, уже обид, надо вжэ опять идты коров вправлять» [Выш2004-3113].

Повседневная одежда и обувь. «В России булы лапти, а в нас постолы. Скотыну зарижуть, а потом кожа, выризають с кожи, так шнурком, и выходыть такых чувячик. И в тих постолах ходылы. А булы барашки, шерсть стриглы, скублы, и цилу зиму прядымо, вьяжем и чулкЫ, и кохтЫ. Вот цэ так воны вдивалыся. Повэзлы, попродалы шо-то – то плуг купы, то коняку купы. Харчив було полно: куры, и гусы, и свынни. А одивацця – ны було, чого одицця. Нам материи куплять – мы самы ж тоди шилы» [Выш2004-3113].

Праздничная одежда и обувь. «В нас була  цЭрква, а в хуторах – мы называлы хуторяны, – ходылы до нас люды в цэркву. Цэрква красыва у нас була, настояща цэрква була! А потом у 35-м году розибралы йийи и продалЫ у Титаровку,  Дом культуры построилы. Так оны в постолах до станыци доежжають, и пэрэбуваюцця, и идуть у сапогах у цэркву. Вот так бэрэглы одэжду. Одни сапогы несколько лит, костюм несколько лит. ЮбкЫ, кохтЫ, самИ всэ шилы.  У мамы булы длинни юбкЫ, ривни.  Юбкы колоколамы шилы. Потом плиссировкой, складамы. И кОхты с длинным рукавом, рюшечком обделано. Красыво! Биз платкив оны, закручени волосы (на фото – С.Ж.). Дома воны ны ходылы бэз платкив – вы шо! Вы ны дывылысь кино «Бедная Настя»? Вот такы кучери,  такы вырезы носылы! Вот дворяне як ходылы, а крестьян як водылы. Сувсим крэстьяне считалысь нэлюды» [Выш2004-3113].

1933 год.  «Когда уже ж началысь колхозы, их (отца, затем мать – С.Ж.) забралы. И батько тогда посадылы за то, что зэмля була, и маму посадылы. Нас осталось трое: я 26-го года, а брат 28-го, а Галя була девочка 32-го. Маму  посадылы в 33-м году, она ны схотела роспысывацця, шо вона обробыть хлопка стики-то. А ны було ны коня, а вона тры гектара хлопА должна була обробыть. Она каже: «Как же я оброблю, если если  в мэнэ трое дитэй, а ны конякы, ны коня нымае?» Ну, и ее посадылы на десять лит, а мы осталысь. Мне було семь лит, а Яше було (мой братык) пьять, а Гале бул годык. И мы так вото жылы самы: ходылы, просылы. Вот там у нас жила бабуся – чужА бабуся. А у бабуси тоже йисты ничого было, щавлю наварыт, нальет нам. Когда мама попала туда, а там разибралыся, прошло три месяца. Маму выпустылы. Пока вона вэрнулась, а Галя уже умЭрла. Плакала, плакала, и умЭрла. Я була пухла, страшнА. А Яша був худЫй, страшнЫй. А тоди ж мама нас начала спасать, вот она спасла двох» [1]. «У моей мамы булы золоти обручальни два кольца  и серёжкы. Мама як шла в тюрьму, она сказала: «Хто возьмэ Галю, тому серёжки золотие, а хто возьмэ Марфушу и Яшу, тому по кольцови». Но нихто ны схотил ны серёжкы брать,  ны нас. Бо нэчем було кормыть. Скики помэрло людэй! Мама вэрнулася, а моя тётя ридна сохраныла это всэ. И вот мама за цэ золото меняла сало, мыжисятко (як отсев). А тода лободу рвалы, намОчивалы и лепёшечкы пеклы. Тоди мама лепёшечкы нысэ рыбакам (рыбы в лымане було полно!), а воны нам рыбы давалы. И так мама нас спасла двох, а Галя помЭрла» [Выш2004-3113].

Участие в обрядах в детстве. Канун Рождества. «Носылы ж вэчерю. У блюдычко накладывают конхвэткы, и тоди завьязывалы и ныслы до родычей до свойих , чи до тёти, чи до бабушкы. И тоди прыносят вэчерю:  – Здравствуйтэ, с Святым вэчиром! Прыслалы мама, папа вам вэчерю, а мы прынысли! Если я вдвох с братом. – Ой, спасыбо, спасыбо! Тут эту вэчерю разматывают, пробуют же ж, своеи добавляють. Опять же завьязывают, нам дають, мы идэмо дальше. Шо тоди давалы? Прянык, конхвэт. Карандашик. Что ж там нам давать-то вжэ? То тэпэр ужэ такэ нысуть: и на платя, и шо угодно» [Выш2004-3113].

Канун Крещения (ГолоднА кутя). «До двох часов мы должны ны йисты. Як у цэркви зазвонэ, тоди ж идуть у цэркву, и там святять воду. Я была ще нывылычка. А сзады идэ – нысэ, хрэстыкы пыше мелом. Во цэ вона: «ХрИстэ!», а я хрэстык пышу, а мама моя: «ХрИстэ! ХрИстэ!»  На ГолоднУ кутю в два часа дня тоди ж мама наварыла, на стил кладуть синця обязательно. Из сина делають хрэстык, тарилочку с кашкою. Тоди мама йдэ, а мы пид столом уже сыдымо. Цэ ж мама нысэ крупу, и: «Кво! Кво!», а мы: «Пи! Пи! »;  «Мороз, Мороз, иды кути йисты! Нэ зморозь курчаток, тыляток, ягняток!»  А после тОго мы сидаим ту кутю йисты. И пирижкы, и ту кутю йимо. Узвар варылы обязательно. С сушкы узвар варылы: груши там, яблоко, слыви. И тоди у кашу сыпем уту водычку, сахарёк и узвар, и йимО ж» [Выш2004-3113].

Молодость. Гадания о женихе на Святки.  «С пэтухом мы гадалы. Вы знаетэ, оно щось и правда с пэтухом. Ловышь пэтуха и курыцю. Ночью, – воны сонни, сплять, – их нысэшь у хату. Ставышь свичку и пэрэд свичкою ставышь зэрнычкО, водычку, ну, хто грощи кладэ, хто карандаш кладэ. И пускаишь того пэтуха, и дывышься, шо он будэ робыть. Напрымэр, мне правду сказало. У мэнэ такый муж бул – шмутнЫй такый, психованный. Вот такый и пэтух бул. Вот он подходэ: «Ту-ту-ту-ту-ту-ту! Ко-ко-ко!» Если зэрно клюет – будэ хозяин, воду пье – пьяныця. Вот так мы гадалы. У подругы як встал пэрэд зэркалом – и так, и так, и так. И такый бул муж. Хвастлывый такый бул, вобразитэльный, любыл нарядыцця. Вы знаетэ, правду казалы!» [Выш2004-3113].

Вождение Мыланки и Васыля. «Мы ходымо, Мыланку вдиваимо. Девушки и одын парень з намы, Васылёк. А на Мыланку фартушок надиваим, цветы надиваим, платичко. Девчата и по двенадцать лит спивають, яки зумиють, и по пятнадцать лит. Выдуть Мыланку ужэ ж вэчерком, а хлопци засядуть. За намы гоняцца, пиймають. Мы тикаем! За намы гоняцца, догналы, схватылы Мыланку. Ну, цэ редко было так. Ну, просто дурачацца» [Выш2004-3113].

Посевание.  «Цэ хлопци бигалы и спивалы оцю писню раною утром, як раз на Новый год. Утром будэ Новый год, а ночью бижать. В два часа ночи бигалы. Уже ж после службы, конечно. Бижать, это ж: – Пустыть посивать! – Ничого давать! Пели: «А в поли, в поли сам Господь ходыл, / Дева Мария рызу носыла…». Пели еще шуточную: «А в поли, в поли сами куркули, / А одын гамсэл прывязанный до ясэл!» [Выш2004-3113].

Вуглы и качели на Пасху. «Даже после войны бильше собыралысь на вуглах. От то зийдэмось, дивчата, парубкы, на вуглах. Гармошка грае, танцюем босыком. Ны булО  асфальту – пылЯка, по пылякУ! Вэчером в субботу обязатэльно. А на Пасху робылы качели. Закопывалы столбы высокы, вы знаетэ! Буквой П. А тоди прычепляюцца ципкЫ или хорошая верёвка, канат, и кладэцца доска. Одна посэрэдыне сидае, а под руках, напрымэр, хлопци. И начинают. Чуть ны пролэтаишь черэз вэрх.  И ны боялыся! Лэтаемо и лытаемо! Ну, Бог был, и ныхто ны упал, ны убывся» [Выш2004-3113].

ПрэчИстая. «Потом у нас ще ПрэчИстая бул празднык, колы церковь наша строилась. У нас 21 сентября. В каждой станыци разное: есть на Казанскую, по-моему, у Тамани Казанска Прэчистая.  А у Ахтанизовской Глеб-Борыс. А у Тытаровки забула. А у нас Введение во храм Пресвятой Богородицы, 21 сентября. У нас такый бул закон: на Прэчисту вси до нас сходяцца. Люды идт пишака и из Тамани,  с Тытаровкы,  с  Ахтанызовкы, идут люды, идут люды! Йихалы на бричках. В церкви службу правылы, а гулялы в домах. На Прэчисту гости, гульня, песни.  Карусели прыезжают, крутят, мы катаемся. Цэ был такый у нас празднык» [Выш2004-3114].

Традиционное пение. «В старыну люди спивалы, знаетэ, когда йидэмо на стэп. В пост уже пахалы, уже сапалы, уже виноград обрэзалы. Було йидэм на бричках и спиваим. И на стэп йидэм с песнямы, и с стэпу йидэм с песнямы. Так спиваем, шо… У мэнэ бул голос, тянула я. Красывый, голоснЫй дюже бул! Соседка с мужем на двори сплять, и ны боялыся ныкого ныхто:  «Он уже Кимлычка спивае! Чуешь, як она тянэ красыво?» А тэпэр бачь: «Та чи дурни люды спивают?»  Ны спивають, даже ны танцюют! Тоди було пляскы – сёго ныма. У нас сёго ныма, шо було» [Выш2004-3113].

Причитания по матери. «Я за своей мамою плакала, прыказывала, всё ей рассказала: Мамочка! Да ты у нас була строгинька! Да ты в нас була хозяичка! Да ты нас до ума довыла!» Як була она, я у нэй одна дочка, а два сына. А есть же и по тры, по четыри дочкы выходят, плачут. Голосят, крычат, и «Мамэнька!», и «Роднэнька!»  Так я её оплакала так, как вас тры, а я одна. Мне до чОго ее было жалко! Я ны знаю, як я с своей мамой расставалась. Моя мама была дуже хорошая. Она ж такэ горэ пэрэнэсла!  Я читала по книгам, шо раньше наймалы плакальщикив. Я это прэзираю! Як цэ так?  За моей мамой хто-то плаче, или за моей дочкой, или сыном, или внучком? Ну, як цэ так? Я должна сама рассказать ему! Всё вспомынацца: детство, всё ты вспомынаешь, всё рассказываешь. Яша (брат – С.Ж.) умэр в пятьдесят два  года. Ны болил, ны хворал. Мы вмэстэ выросли, вмэсте голод перенеслы. Тоже я дужэ плакала. Говорю: «Мама! Да лучше б он тоди умэр!» Она: «Марфуша, ныправильно! Та вин же нажил трёх диточок яких, та яки оны у нёго хорОши! Скики же он побачив! Нет! Хорошо, что хоть до сих пор дожив». Она по-другому рассудыла» [Выш2004-3114].

Участие в фольклорном коллективе. «Мы ж Мыланку водили – цэ ж мы ходылы в хор, уже стари, уже диты женати булы. Мы женщину одилы Мыланкой, таку саму, як и мы, и пишлы до прэдсэдателя совхоза. Нам було тры женщины, и вона четвэрта. Мы пришлы – оны сыдять за столамы, выпывають, гуляють. Мы зайшлы, нас за стил посадылы, мы спивалы, наспивалысь. И шампанского вот такы бутылки давалы! И мы пишлы дальше» [Выш2004-3113].

Семейный круг. «На Пасху сгукаются, вси диты прыходят и сейчас.  В мэнэ сынок живэ в Юбилейном, у него двое дитэй женатих уже, дочка и сын, и внучатка, уже правнучата. И тут у мэнэ дочка директором в школе моя дочка, и тут у дворе в мэнэ дочка живэ. Уже с своимы дитьмы, в мэнэ уже вси внукы жинати. Сходымось, ставим стил, нарызаим всэ подряд: и сало, и мясо. Паску, яичко – то, шо есть» [Выш2004-3113].

О судьбе песенной традиции. «В том году у мэнэ дви внучкы замиж ишло.  По сто душ було. Там музыка крычить, як дурна, и балакать нычуть: «У-у-у!» Шось крычать, пляшут. Песнив нихто ны спивае, хотя бы молодёжних заспивалы. Не! Вот на ту сцену вылазять – барабаны-марабаны, и одын крычить спивать, чи двое, а мы все дурака там сыдымО! Жисть помынялася. Насчет сёго было очень вэсэло раньше. Вы знаетэ, я удывляюся: жилы бидно, зийшлыся ны тико там у празднык до брата, а там сусидка прыйшла. Мы силы и спиваимю. А тэпэр сёго ныма. Даже спивать ны вмиют. Вот мы ходылы в культуру, мы последний раз як спивалы в Темрюку, мы первое место по району занялы. И мы казалы главной нашей: «Давайтэ нам молодих! Не именно молодих, а хоть лит по сорок». И есть такы, шо собыралыся до нас прийты, мы б их выучилы. А так нымае!» [Выш2004-3113].

В 2017 и 2018 году в станице Вышестеблиевской  вновь велись фольклорно-этнографические исследования. Марфы Степановны Черненко  уже много лет нет в живых, но участницей ансамбля народной песни «Рябинушка» под руководством Веры Ивановны Волковой является дочь Марфы Степановны Алла Константиновна Мозырь, и внешне, и голосом очень похожая на маму. Руководитель коллектива В.И. Волкова очень рада тому, что в этом современном ансамбле с уже очень разнообразным репертуаром и разновозрастными участниками удалось сохранить редкую колядку «Младэнэц-нарождэнэц» и несколько свадебных песен, которые хорошо знала Марфа Степановна Черненко. Вспоминаются ее слова: «Нас гнулы, а мы всё равно повылазылы, и опять мы живэм!» [Выш2004-3113 ].



Список использованных источников:

Полевые материалы Кубанской фольклорно-этнографической экспедиции (далее ПМ КФЭЭ) Государственного бюджетного научно-творческого учреждения культуры  Краснодарского края «Кубанский казачий хор»  (научн. рук. проф. Н.И. Бондарь). 21.07.2004. Ст. Вышестеблиевская Темрюкского района Краснодарского края. Информант: Черненко (Кимлык) М.С.,1926 г.р. Исследователи: Жиганова С.А., Пашенко В.П.. Фонограмма 3113А.
ПМ КФЭЭ-2004. Ст. Вышестеблиевская Темрюкского района Краснодарского края. Информант: Черненко (Кимлык) М.С.,1926 г.р. Исследователи: Жиганова С.А., Пашенко В.П.. Фонограмма 3113В.
ПМ КФЭЭ-2004. Ст. Вышестеблиевская Темрюкского района Краснодарского края. Информант: Черненко (Кимлык) М.С.,1926 г.р. Исследователи: Жиганова С.А., Пашенко В.П.. Фонограмма 3114А.