Народное жилище восточнославянского населения Таманского полуострова выступало не только материальным объектом, а сосредотачивало в себе традиционные схемы организации пространства, механизмы освоения человеком окружающей среды, соотносилось с важнейшим категориями картины мира.

Выбор места и времени возведения жилища таманских станиц был связан как с рациональными, так и иррациональными знаниями. В ст. Старотитаровской, как правило, «место под хату выбирали высокое, "веселое". Казак ставил дом добротно и на долгие времена» [1]. В Тамани место «выбирали, где кому как удобно. Каждый тянулся до своего родственника. И где есть вода. Я жил на Пушкина, а тоди на Ленина. Уже купил там дом. Но у нас было безводье. А в другом месте болото было. Где я жил по Ленина, отризали мой огород для тока. А мне – "Шукай место!". Я ударил – скважина питьевая, вода хорошая. Это ж богатство! У меня и сейчас колодец выложенный» (Там41).

Строительство начиналось с обозначения границы домашнего пространства, для чего по периметру усадьбы выкапывался ров и высаживалась акация. В.П. Павшенко рассказывал: «Хозяин делает канаву и по канаве акацию. <…> Межа называлась. У нас дви осталось. Уже им по сто лет чи побильше. То межа была. Канаву прокопал, по канаве посадил акацию <…> Акация это самое крепкое дерево» (Стар12). Ветки акации впоследствии использовались для строительства и в качестве топлива.

Устройство фундамента зависело от местных природных условий и материального благополучия семьи: «У нас (в Тамани. – О.М.) рыли, а в Титаровке, Стеблиевке – там без фундамента. Там камня не было, трудно было его достать. А у нас тут скалы каменистые» (Там41). В ст. Курчанской, по словам А.В. Жигайло, «у нас же ж не былО достатку, всё ж на зэмлю ложилося» (Курч15). Вальковые и саманные дома нередко возводили на глинобитном фундаменте: «на штык выкопают, и вальками забивают» (Стар9). В.Л. Петренко отмечала, что сначала «выкапывали ерочек, щас фундамент заливают, а мы забивали вАльки. Ложили вАльки, итак и выгонялы фундамент» (Курч4). По словам В.П. Павшенко, «як сестра строилась, хфундамент валькамы забивалы, закапывали» (Стар12). Н.В. Варнавская: «Выкапывалась траншея, разметку делали шнуром. Из траншеи по шнуру ровно земля выбиралась. И забивалась траншея тоже вАльками. <…> на ширину стены» (Стар20-21).

Возводили фундаменты и из саманного кирпича.

Саманные дома чаще всего строились на фундаменте из кирпича или камня «дикаря». Для устройства фундамента станичники «камня, кирпича где-то доставали» (Стар9). По словам Р.М. Рогожиной, «копали ерычок такый и забивали камнямы, кирпичом вот этим жжённым. Ну, там бракованный кирпич выбрасывали, люди покупали его или так брали». (Стар18).

В ст. Тамань неотесанный камень добывали из развалин древних зданий и оборонительных сооружений. Рыли котлован глубиной до 1 м, шириной 1,5 м. Фундамент выкладывался на глиняном растворе и выводился над поверхностью до 0,5 м. Вследствие глубокого залегания грунтовых вод этого было достаточно. Пространство, образованное сторонами фундамента, слой за слоем тщательно утрамбовывалось. Поскольку полом служила поверхность цоколя, дом не имел подполья [2]. Полноценные фундаменты с использованием цемента появились лишь в начале 1960-х гг. (Гол2).

В фундамент закладывался набор символов, которые, с одной стороны обозначали основные ценности жизни (идеи благополучия, плодородия, богатства), с другой – моделировал основные параметры картины мира, вводя в структуру последней новое жилище. В ст. Ахтанизовской «фундамент вырыли – в левый угол кидают монеты, раньше, кто богатый так, кидал золотые монеты, чтоб долго дом крепкий был» (Ахт3144). В ст. Вышестеблиевской в фундамент закладывали деньги и крестик (Выш3101). Имели место и случаи приглашения священников при закладке фундамента: «копают фундамент, прежде, чем камень первый кинуть, поп должен это все освятить» (Ахт3144).

Участников укладки фундамента необходимо было угостить: «Я в шестидесятые года строился, улица, весь квартал <…>, сами прыходять: "Мыхайловыч, когда там будешь копать? Мы прЫйдым". Соответственно, я готовлю выпивку, закуску. Сделали фундамент заложили, обычно в субботу, воскресенье, прыйдуть человек двадцать, так там как комашки, за день залили фундамент – всё, к вечеру садимся, напились, наелись, песню врезали» (Ахт3144).

Технология возведения стен зависела от природных условий, местного строительного материала, материального достатка семьи. Наиболее распространены были дома из дерна, саманные, вальковые, турлучные и каменные дома.

Дом из дёрна. Ещё в 1823 г. были отмечены «земляные (обывательские строения), то есть сложенные из землебитного кирпича или просто из просушенного дерна, находятся на Таманском острове да по берегам Азовского моря и р. Еи, где почва по своей сухости и тягучести оказывается годною для подобного рода строений» [3]. По данным коллективной монографии «Кубанские станицы», «дёрн резали на кирпичи размером 35х15х15 см, сушили и складывали в штабели. По свидетельству старожилов, дома из дерна были прочными и служили до 90 лет» [4]. В.Ф. Штеба из ст. Голубицкой рассказывал: «У нас вот Ахтанизовский лиман, а там берег, и грунт, проросший травой. Трава через него прорастает, и глинИстый немножко, но чёрный <…>. Были специальные ровные лопаты, на двадцать сантИметров. Двадцать на сорок. <…>. У нас таких тыщи три, наверное на дом пошло. Выгружают его и сушат. <…>. Дерновый (кирпич. – О.М.) ложился на глине» (Гол2). Стены выкладывались шириной в «сорок сантиметров и ещё глиной мажется». Кирпичи старались связать друг с другом: «То одну дернину ложат, а то полторы дернины» (Гол2). Стены возводились высотой в 2,5 – 3 м и с двух сторон обмазывали глиняным раствором. Для возведения стен «обязательно мастер был. А когда строились, друзья, хорошие знакомые помогали поднести, глину замесить». Глину месили «перед домом: глина, вода, и пошёл – ногамы» (Гол2). Последний раз мазали «под досочку», при этом в раствор добавляли конский навоз.

Саманный дом. Изготовление саманного кирпича на Тамани является древней местной традицией и прослеживается археологами со времен Тмутороканского княжества. В станицах Таманского полуострова саман был основным материалом с первых лет заселения их черноморскими казаками. В ст. Тамань саман изготовлялся из грунта древнего городища, представлявшего собой огромный пласт глинистой массы, образовавшейся в результате многовековой строительной деятельности местного населения [2]. На хут. Голубицком, отмечал корреспондент в 1903 г., «дома жители делают из самана» [5]. В ст. Старотитаровской использовали для строительства глинистую землю из местных древних курганов: «Когда были здесь могЫлки, это курганы, ещё от скифов остались. Они глиняные были. Оттуда привозили на подводах» (Стар9).

В 1920-е – 1950-е гг. в условиях коллективного хозяйства заготовка саманного кирпича производилась специальными бригадами в 5–6 чел., когда грунт, добытый из городища, увлажнялся водой до консистенции густого теста. К нему добавлялась мелко изрубленная солома (полова), затем саманная масса тщательно замешивалась, для чего по ней прогоняли 1–2 быков. В других случаях «лошадьми месилы, а колы ногамы. Глину завозылы, зэмлю завозылы. <…> У кого мужик тот на пидводе возил. А у нас мужика не было, мы тачкамы возилы. Не раз её промешивали» (Курч4). Хорошо вымешанный раствор накладывался в специальные деревянные формы, разделенные крестообразной перегородкой на четыре отделения. Чаще всего изготовлялся кирпич 33х16х13 см. Такое соотношение позволяло производить кладку «в замок». Для каждого отделения форма имела по два отверстия диаметром около 1 см для прохождения воздуха при выкладывании кирпича из формы. Перед заполнением формы раствором на дно каждого из отделений насыпали тонкий слой половы, чтобы кирпич легче вынимался. Наложенный в форму раствор слегка уплотнялся дощечкой: «Суглинок больше брали для прочности. Месилы лошадьми. Вода, глина, пидсыпалы половы туда. Потом сушили, в станках деревянных, формовали. <…> Сами (станок делали. – О.М.) с дощечек» (Там41). Затем форму на веревке подтаскивали к заранее вычищенной площадке, на которой предварительно была выжжена трава. Перевернув форму, вываливали из неё четыре кирпича. Кирпичи располагали на площадке аккуратными рядами для предварительной просушки. Сохли саманные кипичи 7-8 дней, после чего выкладывались штабелями для окончательной просушки: «Где-то месяц надо (окончательно просушивать. – О.М.). А потом можно строить стенку. В кучки складывали, сохраняли, и до поздней осени» (Там41). На постройку одного дома необходимо было от 3500 до 4000 саманных кирпичей. За день бригада могла изготовить до 1500 штук. Стены возводились на глиняном растворе. Как только стены достигали высоты проемов, вставлялись оконные и дверные коробки. Над верхними связями коробок оставлялся зазор, рассчитанный на осадку стен. Кладка стен производилась для жилых построек в полтора кирпича, для хозяйственных – в один саманный кирпич [2]. Респондент из ст. Курчанской рассказывал: «Саман як просохнэ, перевертаем, обрубываем. А потом уже возим на тачках. Формы для его были сорок на сорок, квадратиками. Саманный дом легше ложить, и быстрее. Только просохнэ саман – сразу клали» (Курч4). Стены обычно затирали женщины: «Сначала рукамы ляпаем, потом пид досточку, потом уже затирку робым. Три раза мазали, затирку робылы» (Курч4).

Вальковый дом. В станицах Таманского полуострова широкое распространение получили конструкции из глиняных вальков. Так, по данным Н.А. Гангур, пос. Вышестеблиевский в 60-х гг. XIX в. представлял сбой настоящее глиняное царство: из 261 зафиксированной в документах постройки около 250 были вальковыми [3]. Стены вальковых домов возводились из крупных (до 7 кг) круглых комьев глины – вальков, которые накладывали друг на друга рядами – шарами: «Лошадьми замешивается замес. Вначале снимали землю, корешки удаляли и замешивали. Первый замес был из земли, потом доходило аж до глины. <…> У нас дом делается в несколько шаров. Один шар – сантиметров семьдесят. <…> Один круг валек. Потом высохнет – обстругивают его. <…> по окна, неделю сохнэ, а потом ты уже подготавливаешься, людей собираешь» (Курч15). Каждый ряд просушивали неделю. По словам старожила ст. Старотиатаровской, «до метра могло быть. Он подсыхал, на следующий выходной – ещё. Вальки подсыхали, но стены были вначале неровные. Потом их ровняли. Как лопата была такая железячка, но не с выемкой а ровная. Тоже она крепилась к черенку» (Стар20-21).

Возведение стен контролировал опытный мастер: «Был всегда такой, который ложил стены. Нанимали даже такого человека. <…> Был такой пожилой дядька, укладывал вот это всё. Укладывает вАльки, всё притапчивает, утрамбовывает. <…> Отвес был обязательно!» (Стар9). По словам Н.В. Варнавской, «стены клали специалисты. У нас шесть человек в семье, а у батька – пять. И кто-то из семьи обязательно будет специалист по этим стенам. Они состругивались по уровню. А уровень тогда был – верёвочка и камушок. И по нему дывылысь, ложили и состругивали потом лишнее всё. До следующих выходных оно уже подсыхало и было состругано. И второй шар клалы на какую-то высоту. Может, через три недели, может – четыре недели» (Стар20-21). По словам респондента ст. Курчанской, большие лепёшки-вальки весили «примерно килограмм десять», «по цепочки их на шар пердавалы» (Курч4). При этом имело место распределение мужских и женских работ: «Мужики носют, бабы качают вАльки. Мужикы носять. Он положил на стенку, притоптал, подровнял чуть-чуть. Чуть-чуть остужають, день, два, три, вылазят на стенку и лопатой обрезаешь, шоб была ровная стенка. На следущий, уже этот засох, шо уже можно на него становиться, встаёт, ему подают вАльки, он следующий шар. Пять шаров ложилося, пока якый ты метраж хочешь там, два метра, три дом, чи четыре метра. Пока все вАльки нэ сложуть, каждый слой обрезався. Делается уже ровная стена» (Стар18).

Турлучный дом. В первой половине XIX в. турлучные дома преобладали в ст. Темрюкской [3]. Статистическое описание 1877 г. упоминает турлучные дома в ст. Старотитаровской [6]. Согласно переписи 1897 г., в ст. Вышестеблиевской в этом году имелось 108 турлучных домов, в ст. Курчанской – 90, в ст. Старотитаровской всего лишь 2, в Тамани – 2, на хут. Голубицком – 36; в ст. Ахтанизовской и на хут. Фонталовском турлучных домов не было вообще. В наших полевых материалах «турлучни» дома упоминали лишь в ст. Голубицкой, но для возведения такого дома «дерево надо было доставать <…>. Дерево у нас вербА, акации. Яки-то жерди ставили» (Гол2). Каркас дома сооружался из вертикальных столбов из акации. Пространство между ними заполняось камышом. Каркас стен и потолка обмазывали с двух сторон толстым слоем (в 30–40 см) глины, смешанной с соломой [4].

Каменные дома. В XIX в. в Тамани и Темрюке встречались дома, возведенные из «дикого» или «керченского камня» (раковистого известняка), доставляемого водным путем из Керчи [3]. Согласно переписи 1897 г., в ст. Тамань имелось 45 каменных домов, на хуторе Голубицком – 104. Ф.Ф. Арканников отмечал, что «большинство построек в Темрюке саманные, <…> другие постройки (таких, впрочем, немного), делаются из местного кирпича и Керченского камня, доставляемого в Темрюк на судах. Камень этот известковой породы, но по прочности уступает другим камням: он рыхлый и рассыпчатый» [7]. В 1881 г. в г. Темрюке имелось 280 каменных строений [7].

В советское время мужчины из ст. Тамань «ездили в Керчь, в крэпость, там давали порох, чтоб рвать камень <…> дикарь <…> у нас другого не было. В Крыму брали камень, там шахты были. А мы всё дикарём выкладалы» (Там41). С появлением кирпичных заводов зажиточные казаки стали покупать обожженый кирпич. В Темрюке в 1881 г. имелось 13 кирпичных заводов [7]. Во второй половине XX в. очень широко внедрялись кирпич и шлакоцемент, применение которых в жилищном строительстве увеличивалось с каждым годом. Так, в 1960-е гг. много кирпичных домов было выстроено в ст. Старотитаровской [4]. Там, где были близко расположены каменные карьеры, много домов возводилось из известняка. Использовали для строительства в Темрюкском районе и бетонированный ракушечник [4]. Р.М. Рогожина рассказывала: «Дом у нас из бутова камня. Вот нэ пиляный камень був, а такой, какой есть, бутовый. Ракушечный камень був в Варениковкэ там. Тяжёлый. Били його мастера, которые делалы и также раствором с цементом, песок, делали раствор, заливали, ровняли так шоб, а потом уже штукатурили снаружи и внутри» (Стар18).

У лицевой стены здания устраивалась прызьба (завалинка), предохранявшая стену от ветров и сырости. По словам Н.В. Варнавской, «прызьбу делал тот, у кого пониже. Она и от воды защищала. От воды, от сырости, она была потолще. От неё была стена по-толще». Прызьбу устраивали «обычно спереди, где сидалы, где двэри. Сидалы на той завалинке». (Стар20-21).

Возведение жилища было призвано обеспечить максимально устойчивые связи хозяина дома с жителями станицы. Огромное значение имела традиция взаимопомощи, когда «можно было не прыглашать, самИ люди шлы. Сегодня те строяться, тем кладут, завтра те – тем кладут» (Курч4). В ст. Запорожской «в ти годы, шо мы строилыся, його браты, тому семь, тому девьять, тому двенадцать, помогалы валькы качать. А вже як цю строилы, тоди началося такэ: строиця сосед, мы собыраимося и вси валькы качаемо, затиялы мы глыну, до нас на субботу, воскрысенье прыходють валькы качають» (Зап3171). По словам А.В. Жигайло, «тогда строили сообща, соседи, друзья, родственники – все помогали. Можно было и не звать, сами приходили» (Курч15).

Одним из способов утверждения социализации пространства была ритуальная еда. Поэтому после помазки всех пришедших на помощь старались угостить: «Люди ж на вАльки собираются их надо накормить три разА. А их же было много! Это надо было борщ сварить с мясом, второе надо было сварить. И пирожки обычно были с творогом. В каждом дворе была коровка, и делали, чтоб сытно, со сметаной. И компот, и рыбу жалили, и для вАлек всё это надо было наготовить. И женщина на кабыцях готовили» (Стар20-21). По словам старожила ст. Вышестеблиевской, хозяин стоящегося дома накрывал стол: «кончили работу, отак солнцэ вже, всё – стол стоить, а тоди гульня биля того столу, и танци и песни, часов до десяти вэчира шумыть в двори» (Выш3101).

Торцовые стены снабжались фронтонами, вершины которых служили опорой для главной несущей части перекрытия – продольной балки (сволока). В ст. Курчанской, по словам А.В. Жигайло, центральные балки ставили далеко не у всех, «у кого и былО, это сволок называется, а так многие – без него. Делали, чтоб в общем потолок был ровный». Для сволока использовали акацию, «ценный материал и долговечный, правда, если засохнэ – хер гвоздя ввалышь» (Курч15). Сволок поднимали следующим образом: «делали треногу, или закапывают большой столб, высокий, и потом веревочка, солидолом смазывалась, чтоб веревка хорошо натягивалась <…>, или просто гвоздями забивается крепко веревка, делается как-будто хомутик, потом заводится в этот хомутик веревка, привязывается один конец, чтоб выше было стены, и <…> мужики берут подтягивают, положили и потом с другой стороны. Один конец положили, веревки привязали, держут, чтоб он не сполз, не упал, а те на той стороне» (Ахт3144). После поднятия сволока всем участникам процесса наливали по 100 гр. вина.

Глубоким смыслом было наполнено забивание специального крюка для детской люльки в сволок после установки последнего: «Знали, что будут дети, будут внуки <…>, только положили сволок, в сволок забивают <…>, делает кузнец. <…>, пробивает, загибает <…>, чтоб держалась (люлька – О.М.)» (Ахт3144).

В сволок на расстоянии 50-60 см врубались верхними концами поперечные слеги – слыжи: «А до його (к сволоку – О.М.) уже прикрепляет слыжи. <…> А потом клалы или дрючки, или шо. Обмазывали глиной». (Стар12). В ст. Голубицкой поперечные слыжи называли лагами: «Сволок ложился, и на него лаги ложились» (Гол2).

Другим концом слыжи упирались в верхний край стены, образовывая основание обрешетки крыши. В ст. Тамань угол, под которым располагались слыжи, достигал 120°, благодаря чему крыша имела малые скаты. На слыжи в поперечном направлении накладывался слой камыша толщиной до 10 см. В ст. Ахтанизовской на сволок «ложилась подшивка, на верх ложился камыш, потом заливку делали: полова, солома, глина, песок черный. Месили ногами, и лошадьми и валькувалы (замазывали – О.М.) (Ахт3144).

В начале 1860 гг. в ст. Вышестебливеской были отмечены архаические типы вальковых жилищ без потолочного перекрытия, т.е. без чердака (горища). Потолком служила двускатная камышовая крыша на кроквах (стропилах) [3]. Саманные хаты без потолочного перекрытия были распространены и в ст. Тамань. Возникновение этого архаичного типа В.Н. Чхаидзе относит ко времени османского присутствия на полуострове в XVI – XVIII вв.: «Возникнув на территории со смешанным населением (адыги, татары, греки, армяне и др.), он впоследствии был принят казаками и послужил исходным типом для таманского жилища» [2]. Однако, как справедливо указывает Н.А. Гангур, потолок из двух скатов, опирающихся на наружные стены и главную балку встречался и в степной полосе Украины [3].

Со второй половины XIX в. всё чаще стали настилать собственно потолок. Р.М. Рогожина отмечала, что при устройстве потолка «подбывають досточкамы, ложуть на нэё камыш, делають вАлькы с соломой, завальковывають, замазують – получается горище, шоб по ёму можно было ходить даже» (Стар18). В ст. Курчанской потолок «вначале подбивали, потом с глиной и соломой также робылы вАльки. И камыш толстый клалы, дудАрь назывался. Простылялы, и вАльками закладалы горыще. А снизу кулачилы, мазали то есть. Полова и глына, потом уже конский кирпич, кизяк, глину месилы, песок добавлялы. Досточкамы выравнивалы» (Курч4).

С потолком были связаны представления о верхе, возрастании, а отсюда и богатстве, плодородии, что находило отражение в соответствующих обрядовых действиях. В ст. Вышестеблиевской «первый валёк на потолку должен покласть мужчина, в углу дэ икона, у святому, там вин прыляпав или сват, или кум навэрху, и вин ото по хозяиному розришению вин цэ делае. В угол замазывают деньги, крестик из дэрыва» (Выш3101). В ст. Старотитаровской «женщины там в основном орудовали. И в этот замес, который уже на крышу, хозяева ставили бутылку водки. Или там – вина четверть или бутылку, и конфет, печенья. И туда, в замес ставили. А потом уже добирались до этой глины. <…> Обычай, как приз нашли. Раздавали всем винца и конфеток по-чуть-чуть. Если конфеты получше, богатые, это считалось круто! Конфеты в замесе булы» (Стар20-21).

Камыш заготовляли «большинство зимой, и по осени. Обязательно такий скисок косили, сколько успеют». Сам респондент «с отцом ездил, в оберемке таскал камыш на горби». Камыш косили косой, а по льду – специальным инструментом – стругачкой (строгачка). Его «в основном сами делали наши кузнецы. <…> Был камыш тонкий и толстый. Тонкий легко было косить, а толстый – только стругачкой» (Стар9). В. П. Павшенко отмечал: «Называлась строгачка, инструмент такой, посерёдке нож такой, а тут с проволки были дуги такие, с обоих сторон. А тут ручки были. И за ручку берёшь – и по льду. Он, камыш, падает и как раз эти дуги и не дают. Он набирает, набирает, набирает. Подошёл – набрал. У куль связал и складывали. А потом уже домой перевозили» (Стар12). В ст. Тамань своего камыша не было – его привозили с плавней, где он достигал высоты 6-8 м. Камыш считался ценной собственностью отдельных юртов. В 1880-е гг. имели место споры между пос. Вышестеблиевским и ст. Старотитаровской на право пользования зарослями произраставшего камыша. Дело дошло до того, что старотитаровцы начали отбирать лошадей и конфисковывать подводы и байды с камышом и лозой у казаков станиц Ахтанизовской, Таманской, пос. Вышестеблиевского [1].

К.Т. Живило отмечал, что на хут. Голубицком «крыши больше камышевые» [5]. В повести М.Ю. Лермонтова «Тамань» «полный месяц светил на камышовую крышу» [8]. Респондент из ст. Старотитаровской говорил, что крыши «у нас все из камыша исключительно, это кто побогаче, у того были черепичные крыши» (Стар9).

Крыша крылась кулями (парками) камыша, которые укладывались корешками вниз (колосья вверх), а каждый последующий ряд – корешками поверх колосьев предыдущего ряда, т.е. в обратном порядке. Уложенные снопы камыша подранивали, подбивая их снизу доской с выступами [3]. Подбойка, по словам респондентов, изготовлялась «из доски, и на той доске железные планки такие, а сверху ручка была. Мастер накладает. Потом этой подбойкой подбивает, подбивает, подбивает. И так сделает красиво» (Стар12).

О технологии кровли камышом В.Ф. Штеба рассказывал: «Камыш есть тонкий, и есть толстый. Толстый камыш клали на потолок, сверху потолок заливался. А мелкий шёл на крышу. Специальный мастер под корешок клал. А так обычно с концами вяжется так, два таких парочка получается, два пучка. Их як-то мастер сворачивает друг до друга. И ложатся на рэйкы, утягуваются верёвкой. А под корешок – корешки вместе. Всё время подбивают, специальная досточка у него такая, чтоб было ровно» (Гол2). По словам Н.В. Варнавской, камыш «связывали в снопики. И былИ кулькы, кулькамы подавалы их. Уже связанные были, и там их развязывали. Один слой кулей положили, потом второй слой повыше, третий слой повыше. У них были щётки, гребёнки. Они ими камыш подбивали. Камыш один на одном лежал – слоями, чтоб вода не протекала. Тут такой куль, и тут другой. И он так подбивался, подбивался, наискось, наискось. Пид корешок, и ще якось було – пид паркЫ. Пид корешок – это круто. А пид паркы – это попроще. Паркы цэ кугой звязывалося. И пид корешок – уже мастер. Они всё подбивают, а верх самый пид корешок. Как от вас стригут, бывает канатка, бывает другая. У меня сын военный. У него туточки сбрито, а туточки больше. Вот так и крыша была укрытая, снизу – потолще, а корешок делался потоньше. Он накладывался на концы вот этого камыша и делался потоньше, тоже так же подбивался. И получалось крыша, крыша, крыша, крыша и ступенечка. Корешок – это ступенечка такая» (Стар20-21). Способ кровли под паркы отличался от способа под корешок тем, что только нижний ряд привязывался корешками вниз, а последующие были направлены корешками вверх, т.е. крыша сверху была покрыта колосьями [3]. В ст. Курчанской старожилы добрыми словами вспоминали опытных мастеров-кровельщиков Илью Колесника и Ивана Григрьевича Новохацкого (Курч4). В других станицах крыли крыши приходящие кровельщики из числа иногородних: «Это мастера, крыльщики крышу крыли, <…> но это были иногородние, гамсэлы. Казаки больше с землёй, а у тех свой земли не было, те только по наймам ходилы» (Стар9).

В станицах Тамань и Запорожская для кровли использовали камку (комка) – морскую водоросль, которой особенно много в Таманском заливе. Постоянно плывущие к берегам Тамани водоросли камки выбрасывались волнами на берег и укладывались пушистой периной вдоль береговой линии. Камка – уникальный природный материал, не подверженный гниению, хороший негорючий теплоизолятор, содержащий полезные вещества: железо, йод, цинк. Очень не любят камку мыши. Уже гробницы древнего города Фанагории, существовавшего две тысячи лет назад, укрывались поочередно слоями земли и камки. Штаб-лекарь г. Темрюка Ф.Ф. Ланд писал в 1868 г. о станице Тамань: «Здесь никогда не бывает пожаров, и казаки смело разводят огонь на улице. Все дома крыты комкою (Zostera marinaz), которая не подвергается скорому гниению: после турок и татар, оставивших Тамань в 1783 г., следовательно, 83 года с того, комка с татарских строений осталась невридимою, – и не горит, а только тлеет от огня. Комка растет на дне моря, недалеко от берега и выбрасывается копнами в большом количестве во время сильного прибоя» [9].

При кровле на камышовый слой накладывался ровный слой камки, затем на камку – слой жидкой глины, которая скрепляла стебли водорослей. Затем крыша обмазывалась слоем саманной массы толщиной около 5 см. [2]. По словам К.В. Верба, в ст. Запорожской «раньше ж ны було ны чирыпыци, нычого, крышу мазалы глыной, пид глыной – камыш, камка. А тоди звэрх камкы така жидка глына залываиця, а потом вона высыхае и мажуть, таку мисють глыну с половою и валькують ее. Потом после вальковкы гладють кырпычом коньскым (раствором с конским навозом. – О.М.)» (Зап3171). Обмазка крыши требовала постоянного ухода и ежегодного подновления: «Каждое тико лито всигда еи (крышу. – О.М.) мама пидглажувалы» (Зап3171).

В традицию кровли народного жилища станиц Таманского полуострова во второй половине XIX – начале ХХ в. вошло также использование черепицы. В ст. Старотитаровской, по словам старожилов, «это кто побогаче – у того были черепичные крыши» (Стар9). В ст. Тамань черепица была представлена тремя видами: «марселька», «татарка» и «немка», причем выработка черепицы была налажена в самой станице [2]. Зажиточные казаки в начале ХХ столетия стали крыть свои дома листовым железом.

Дома без потолочного перекрытия обычно возводили с двухсктными крышами, дома с потолком – с четырехскатными. Последние делались с гребешками на углах, наверху «делалы гребень» (Стар20-21).

По словам старожилов ст. Вышестеблиевской, «полы были тильки у богачив, а так – глина. Мы каждую субботу мазали. Вот как суббота, помажешь, помажешь. Оно ривнесеньки, не было бугрив, а тико все равно земля есть земля (Выш3114). Такое покрытие «называлы доливка. Были, как помажешь – приятно! Раз в неделю хозяйка мазала, а сверху соломой хорошей (Курч15). В раствор входили «глина, потом навоз, коровьяк с песочком. Разводили и мазали <…> каждую нэдилю» (Стар9).

Стены белились «снутри и снаружи, как стали грамотнЕе, стали кирпичом обкладывать, а то пойдёт дождь с полудянки – и потечет усэ» (Курч15). В повести «Тамань» М.Ю. Лермонтов отметил «белые стены моего нового жилища». В ст. Тамань побелка стен производилась мелом, привозимым из Керчи, а побелка потолка и наружных стен, в целях экономии – слюбзой (жженым гипсом), которую добывали в окрестностях. Кристаллы слюбзы пережигались в печи. Традиция побелки стен мелом, имеющая древние корни, была забыта на Тамани в средневековый период, но вновь возродилась с появлением здесь восточнославянского населения [2]. По воспоминаниям старожилов ст. Старотитаровской, «с Новороссийска к нам привозили звёстку. Обязательно хата била. <…> Обязательно на Пасху белылы» (Стар9). В результате традиционное жилище Таманского полуострова имело живописный вид, который отмечали разные источники. В статистическом описании Темрюкского уезда говорилось, что в ст. Старотитаровской дома «большею частью чистые, светлые» [73]. На хут. Голубицком, по словам К.Т. Живило, «дома просторны, прочны, сухи и выглядят щеголевато» [5].

Внутренняя планировка дома включала «обычно три комнаты, но это по-крутому, а то и одну <…>. Велыка хата – это зал, хатына – это спальня, и хата – это как прихожая. Хатына – цэ маленькая комнатка. <…>. Потом заходылы, комната без окон была – сины (сени – О.М.). А вверху – дырка на горыще, на чердак» (Стар20-21). Другие респонденты отмечают, что «велыка хата и кухня – обязательно, две-три комнаты, сины – прихожая это» (Стар9); «Обычно делали две комнаты и коридорчик. <…>. Вэлыка хата и прихожа. <…>. Сени были» (Стар12). Изменения в планировке в ст. Тамань, по данным В.Н. Чхаидзе, были связаны со стремлением увеличить число жилых помещений в доме. Вторая жилая комната обычно образовывалась в результате замены русской печи грубкой. В результате получалась небольшая комната, предназначенная для спальни. Реконструкция приводила к тому, что основное жилое помещение превращалось в «чистую» комнату – хату, которая делилась на две, иногда совершенно самостоятельные половины [2]. К дому могли пристраиваться сени и терраса. По словам старожилов ст. Старотитаровской, в 1960-е гг. «уже веранды делали, сени не было. Уже две комнаты и веранда. <…> Стеклянные такие делали. Рамы, потом – стеклом» (Стар12).

Горище использовалось для хранения зерна, картофеля и других продуктов хозяйства. По словам Н.В. Варнавской, «ставилы туды лестницу, драбыну, и лазали туда, на горыще. Оно там закрывалось какой-нибудь доской. Рыбу там сушили, и мука там была, и сахар. Грудковый сахар из Керчи привозилы, и в полотняном мешочке подвешивали. Сушили виноград на горище. <…>. Ещё и окороки с кабана вешали на чердак. И рыба – но только в определённых местах, чтоб не было сырости и запаха. И травки там сушили, подвешивали» (Стар20-21).

В стене, которая была обращена на улицу, устраивали «всегда одно или двое окон. А в глухой стене не было окон совсем. Два окна на улицу. Было и три окна со двора» (Стар12).

В каждом доме в дореволюционный период устанавливалась русская печь. Она занимала около четверти всей жилой площади и обычно располагалась рядом со входной дверью. Против жерла имелось окно для освещения рабочего места хозяйки хаты [2]. По рассказам старожилов ст. Старотитаровской, «печь класть – обязательно печники (нанимались – О.М.). Сначала пришлые были, потом наши научились» (Стар9). Впоследствии большинство таких печей были разобраны, и отопление стало осуществляться несложными «голландскими» печами, к которым пристраивались очаги для приготовления пищи. Дымоходы прокладывались в зеркале, которое выходило в жилую комнату, к спальному месту [2]. Такие печи называли грубками или грубами: «Ставили грубу, <…> обогревала штобы и одну комнату, и другую. В той комнате, где печка горела, там теплее было. А где груба, там сравнительно температура была другая. Но тепло было всё равно» (Стар12). По словам другого респондента, «стояла печка такая, шо варили кушать и рядом печь, в ней пекли хлеб. Потому шо раньше хлеб пекли только в домашних условиях. И там була такая лежанка, и мы все туда, после того как печь протопится, там тёпло, мы все на печку и спим там на печке даже» (Стар18).

Кроме того, во дворе устраивалась летняя печь – плитка, кабыця, конструкции и размеры которой были разнообразными. Нередко над ней устраивался навес от дождя. Кабыця складывалась из кирпича и обмазывалась глиной, сбоку помещалась круглая топка. Ширина внешней топки составляла до 42 см, внутренней до 30 см. В плане кабыця занимала площадь 90Х70 см. Над топкой помещалось отверстие дымохода диаметром до 20 см. Под печи выстилался кирпичом. Вблизи кабыци обычно вырывалась яма для золы глубиной до 45 см, диаметром до 85 см. После того, как печь прокаливалась, на под клалось тесто для хлеба, а топочное и дымоходное отверстия закладывались кирпичами и замазывались глиной [2]. По словам старожилов ст. Старотитаровской, «раньше была кабыця – улична плита. Летом варили, потому шо в комнате топить, дрова и бурьян туда нести. Там раньше дров не было, бурьянамы всякымы топили. То подсолнухом, то кукурузнимы бадылкамы. Были такие большие бурьяны, и оны таки кругли, як шар. И ветер як дунет, оно покатилось. На её называли перекати-поле. <…> И подрастёт, прямо шаром, как будто её кто-то подстриг. Красивыми такымы шарамы. Потом оно зелёными цветёт, меленькими такими цветочками, а потом уже по осени усыхает. Ну, высохло, ветер как дунет, болшой ветрюган – покатилось по полю. И кураём топили. Он колючий, в руки не возьмёшь. Обуешься, як начнёшь его стаптывать, шоб от так в печку сунуть. <…> Кизяками топыли. Вот коровкы идуть в череду, оправляются по дорожке. За день гомно, за два повысыхает, берёшь мешок, идёшь собыраешь эти лепёшки, кизякы назывались. И кыдаешь в печку, горыть оно» (Стар18). Н.А. Варнавская рассказывала, что у ней «кабыця прямо рядом впритул. Кто делал над ними навес, кто – нет. У нас не было навеса, но у нас была груша большая. И под грушей у нас был стол, и стояли скамейки, сделанные из пеньков <…>. Некоторые делали навесики из камыша. Но опасно было печь открытую камышом крыть, а вдруг – искра, камыш загорится. И в основном кабыци не вкрывали. Иногда толем укрывали, рубероидом, шифером» (Стар20-21).

На освоение нового пространства были направлены обряды перехода в новое жилище. Для того, чтобы втеснить из хаты природное начало, «одомашнить» её, в новый дом запускали кошку. К.В. Верба рассказывала: «кода мы от матыри (мужа – О.М.) вышлы (в новый до. – О.М.) матэ сказала: "З вамы нихто ны пидэ, так бэрить хоть кота пустить пэрвого". Мы кота пустылы в двир, а тоди сами зайшлы» (Зап3171). Кошка, в ряде случаев – петух, поросенок, выступали в роли ритуального дублера человека, которым приписывалась очистительная функция.

Особый ритуал одомашнивания нового здания был связан с приглашением домового: «Выгукуют домового, и говорят так старые люди, что домовой водится в каждой хате, без домового будэ ныщасте, домовой щасте прыносэ» (Ахт3144).

Переносились в новую хату, в первую очередь, символы жилого, человеческого пространства: хлеб, соль, призванные символизировать идеи освоенности, богатства, изобилия, плодородия. В ст. Ахтанизовской «хлеб и соль (ставили на стол – О.М.), свичка и крестик, <…> заносылы мужчины, а вобще по обычаю заносит хозяин, <…> мужики помогают» (Ахт3144).

В то же время новый дом старались освятить: «Пэрву заносять викону, хрэстють <…>, прыглашалы попа, вин и освятыв сразу, прежде чем зайти надо ж освятить» (Ахт3144).

Закрепляли освоенность нового жилища входины. По словам старожилов ст. Курчанской, приглашали «родственников, и кто строил, тих приглашали: "Сегодня приходьте на вхОдины!"». Готовили «и мясное, и джюджю (брагу – О.М.), и самогон. Пили добре! ВхОдины всегда делали с субботы на воскресенье. Тада в субботу до двух часов работали, а к шести на вхОдины <…>. Если погода хорошая – на улице, хатки малы былы» (Курч15). В ст. Старотитаровской «это святое было – уходины. Также родственники, соседи все собираются. Наготовляешь стол. Тада поросёнка режуть. У каво што было. Было если корову держать, было и телёнка режуть. И котлеты делалы, и мясо жарилы, и варилы» (Стар12).

Пространство усадьбы старались огородить. Согласно статистическому описанию Темрюкского уезда, «дворы огорожены досками и плетнями из хворосту» [6]. В повести «Тамань» М.Ю. Лермонтов упоминает о дворе, «обведенном оградой из булыжника». В ХХ в. глухие стены-ограды заменялись низкими саманными стенками, а впоследствии и изгородями от колючей проволки, оставшейся в массе на Таманском полуострове после Великой Отечественной войны: «Колюча проволка была. Цэ уже после войны» (Стар12). В ст. Старотитаровской «загата называлась, обязательно её делали, это как забор от соседей, обязательно загату делали. С навоза, его ж раньше много было. <…>. Заборы делали из досок, и частокол был, но в основном с досок, дешевле было» (Стар9). По словам других респондентов, «до войны плетёные заборы были. <…> Растёт ива. Булы таки пруты, шо мягкий он ишёл. Вот як ива. ВэрбА. <…> С камыша было. Потом из подсолнечных стеблей делали. <…> Закапывали столбы. До столба рэйку» (Стар12). В ст. Курчанской «лИска называлась, с камыша-дУдаря, цэ хороша, столбы с акации вкапывали. С дударя – красиво. А с год постоит, с два – собаки дыр понаделают» (Курч15). В ст. Голубицкой были также распространены камышовые ограды, когда пучки камыша закапывали по периметру «як рэйки», и «прикручивалы верёвкамы» (Гол2).

Хозяйственный постройки возводились на подворье для хранения зерна и содержания домашних животных: «Мы хливчики поробым. Кабан в яме жил. Для курей зробим якой курятнычек, обляпаем, камышем покрыем» (Курч4). По словам старожилов ст. Старотитаровской «раньше обязательно делали во дворах длинные такие: <…> бутька, вамбар (для зерна – О.М.) <…>, .и солонина там всякая была. Потом был закотнЫй сарай – там обязательно подвода стояла, а дальше – конюшня» (Стар9).

Вследствие мягкого климата для коров часто устраивался только навес: «Односкатный был навес. Для коров не надо было шикарно, лишь бы корова нэ мэрзла, не мокла. С дударя навес» (Курч15). Возводили для коров и специальный глиняный сарай (Стар12). К сараю обычно пристраивали курятник или курник. В последнем содержали часто и уток. Кроме того, имели место случаи содержания курей в конюшне: «в конюшне под потолком для кур место было» (Стар9). По свидетельству К.Т. Живило, на хут. Голубицком «около моря рыбаки, устраивая для цыплят обычные сооружения, обмазывают их глиной, чем цыплята предохраняются от коршунов, ненастья и бурь» [5].

Для свиней из досок сбивали сажи: «саж с досок делали, сороковок или пятидесяток. <…> Там стёк делали, под уклоном пол» (Курч15). Саж располагали «подальше, чтоб запах не мешал» (Стар9). Тем не менее, из сажа навоз выгребали каждый день: «я старался, штоб у животных было чисто всё всегда, я каждый день убирал» (Стар12). Устраивалось специальное место для сбора навоза: «Навоз обязательно собирали, складывали. Гной его называли» (Стар9).

Туалет для членов семьи устраивали в огороде из камыша, без крыши: «уборные были из камыша. В огороду стояли. <…> В тех годах камыш был высокий. Взял и звязал» (Гол2). Старотитаровцы «уборную нужник назвали, в огороде камышом обставляли. В огороде подальше. Зимой и летом туда ходили. Как сейчас, в доме, не было» (Стар9, Стар12).