Устные рассказы о голоде 1933 г., записанные у жителей станиц Отрадненского района Краснодарского края.

Голод 1933 г. в народной памяти жителей Отрадненского района Краснодарского края.

Голод 1933 г. на Кубани, масштабное и трагическое событие, оставил в народной памяти региона массу рассказов о событиях того времени. Немало их было записано в Отрадненском районе Краснодарского края, преимущественно предгорной территории на восточной окраине региона.

Голод стал следствием сознательной политики, направленной на подрыв самостоятельности и жизнеспособности зажиточного сельского населения Юга России вне зависимости от его национальной принадлежности.

Фотография для обложки объекта

Народное исполнительство Словесные жанры Предания

Православие

Русский, наречие – южнорусское

Краснодарский край, Отрадненский район.

Краснодарский край, Отрадненский район, кубанские казаки, голод 1933 года, устная проза.

Предания о голоде 1933 г., записанные в станицах Отрадненского района, в целом достаточно типичны. Голод, например, описывается как рукотворный, вызванный особенностями довоенного колхозного строя: «- А почему голод был? - И тридцать третий, и этот же ж ( голод 1947 г. - И.В.) — это специально сделали. - Забирали всё? - Конечно! Людям не давали на трудодни. Это ж трудодень, денег не платили, а палочку писали. И на трудодень давали. А то не дали. «Урожая нету! Вам ничего не даём!». Вот и голод».

Особенно часто как причина голода фигурирует насильственное изъятие продуктов, которое осуществляли по указанию властей активисты комитетов содействия - комсодов. Продукты, порой готовую пищу отбирали полностью с целью сделать для людей невозможным нормальное питание: «А голод почему начался? - Голод был в тридцать третьем году. Это ... начальство…. Тут большинство казаАки были, хорошо вроде жили. На казАков на этих какой-то погром был. Со стороны начальства. Из Москвы, я не знаю… - Трогали только казаков? - Кто тут был (всех — И.В.), их мало осталось. Иногородних тоже трепали. Где какая картошина, где какая кукурузИна — всё до тла забирали, ничего не оставляли. Так в тридцать третьем году получилась голодовка весной. Зимой начал ходить комсод, это назначали тебе, мене...Делали такие штыки железные. Вот как у меня щас ванная, кухня — люди понасыпять зерна, двери посымают, позамажут в стенке (зерно помещали в углубление в стене). А они этими штыками, костылями попробивают. Ага, пустая стенка — посыпится что-то там. А када разобьють, зерно найдуть — уже хозяина забирають и зерно забирають».

«В активе тут у нас было двое,... Где (то) они (простые местные жители) брали крупу. «Как появилась у вас кашка?» - допытывались (допытывались активисты). Посмотрят, посмотрят, ничего в квартире нету. У них штыри были, искали, может где глЫбоко закопано. И забирали».

«- Ну что коллективизация, это был саботаж. Приходили! Станица была на четыре квАртала разбита. На первый наш квАртал наступают человек сто. С песнями идут, костЫли поделали  (для поиска спрятанных продуктов). Люди закопали кукурузу — они приходят — шукают. Кукуруза - саботаж! Откапывають, забирають зерно. А хозяина в тюрьму сажают на десять лет».

«Мир обобрали, оголодили. А кто этим всем руководил, куда это всё забрали!? Это никому не надо… Извини за выражение, разве что в печку не залезет, из печки всё вытаскивает». «Забирали, задание выполняли государству, всё забирали, свозили. У станичников своих. С начала тридцать второго года, тада ж машин не было. На конях, на быках, туда, к Невинке… Как метлой приметало (подметало)!».

«В тридцатом, тридцать первом, тридцать третьем годах уже были колхозы. Нерентабельные, толку никакого нет. С питанием было плохо. Приходили, забирали всё до единого зерна у хозяина. Оставляли людей голодными, так они голодными и умирали. Выгоняли с домов!  - Это активисты? - Активисты!».

В качестве специфики деятельности комсодов в Отрадненском районе, на которую указывают в преданиях, можно отметить массово изъятие активистами одежды и постельного белья, других ценностей, которые потом продавали с аукциона: «В центре тряпки продавали: «Кто больше, кто больше!». Продавали! Это щас страшно слышать, позорище! … Они вывесят эту женскую рубашку холщовую: «Кто больше!». И сундуки тянут разные и всё. Всё растягывали, и что не нужно - продавали. А люди голые оставались». «Тряпки и то несчастные заберуть, а тада едуть в Зеленчуцкую станицу. И эти тряпки продають, кто больше дасть. В общем, людей голых отправляли. Всё забирали, а кое-кто нажувался».

От комсодовцев, которые отбирали практически всё, что можно было употреблять в пищу, тщательно обыскивали дома и приусадебные участки,  порой  спасти могло только чудо:  «Сперва были «красные обозы», зерна было много. ...Они всё чисто позабрали. Но кое-что в ямы позакапывали, а они ходили, искали. ... уже всё забрали. Даже кукурузу. По двадцать раз приходять! Был комнистяга, командир их. Приходят освидетельствовать. А в углу стояла икона венчальная, небольшая. Может по- Господнему, или бечёвочка перепрела, тока он сказал: «До вас советская власть пришла!» - эта викона как летить, и командиру на голову как дрибнется, как разобьётся! А один с двустволкой был, она была заряжена, на боевом взводе. Вышли на пашУ, на профиль. Пошли дальше шукать,... А там собака здорова, кинулася на його. А он ей ложе (ружья) в рот. А собака дёрнула и за курок, так блиснуло, и упал вин. Застрелила его собака.  Те испужалися, там викона, там собака. Бросили это дело — надо хоронить. Она целая (икона), а стекло разлетелося. Больше они не пришли».

Нередки рассказы и о массовой гибели станичников от голода: «Умирали люди? - ( Б.С.) Конечно! - (В.Г.) С голоду умирали! Умирали!».

«Люди умирали в голод? - Умирали страшно! Дедушка умер в голод, отца в голод убили, его похоронили в огороде. В огороде похоронен и отец и дед. А вот тут вся семья умерла (показывает). Из семьи четверо детей, мать и отец, одна осталася дочка!… И здесь улица вся, много людей (умерло)… Голодные люди туда уходили, на Зеленчуцку станицу. Но дойдут до конца улицы здесь, падали и умирали».

«А люди от голода умирали? - О — о - о! Вот этот наш проулок, осталось три двора. А было тридцать два. Все вымерли. Это кто выехал на другой хутор (те остались живы). Пол Надёжки (умерло)».

«- А люди умирали? - Не так умирали. Вот у соседей наших, в Упорной, там умирали. У наших, хоть чё-нибудь былО, питание. …».

Обычно рассказывают о том, что умерших собирали по станице и отвозили на кладбище особо отобранные люди. У родственников умерших, которые сами жестоко страдали от голода, часто не было для этого сил.  На кладбище  покойников хоронили в братских могилах:«Вывозили, ямки копали. Не гробов, ничё. СкидАли в общую (яму)». «Трое ребят молодых у одного старика украли корову, трое. И съели, голод! Там их специально отослали на кладбище копать ямы. И одного — двох с тяглом. И каши по-трохи. Чтобы они ездили по станице и собирали мёртвых. На дороге, а кто в хату заходит — лежить вся семья. Они выносять, на бричку и на кладбище, в одно место. Эти ребята там ямы копали».

«Ездять, трупы в короб кидают, а потом в общие могилы. Закапывали на кладбище. Этих кормили, кто покойников возил».

Но умерших было там много, а живые были так слабы, что первых часто не могли доставить на кладбище: «Когда голод у нас был, в 33 году, тада хоронили под домом».

«А люди умирали от голода? - В тридцать третьем году много умЁрло. ... Даже хоронили у горОдах. Некому носить было».

Рассказывается о случаях удивительного спасения о  голодной смерти: «Яшка был. Привезли его на могилы, а ямы не было, и он ночью отошёл. И улез в лес, и живой был, даже после тридцать третьего голода».

Большое подспорьем в выживании для тех, кто сумел сохранить корову в своём подворье. Чаще корова была для своих хозяев источником молочной пищи, но иногда её забивали на мясо: «...Одна корова осталася, и ту пришли забирать. Но мы не дали, дети окружили и не дали (забрать). А потом зарезали и питались ею. Мясо поели, осталась одна шкуры. И шкуру ту обделывали, варили. И шкуру ели. - Это в Бесстрашке? - Это ещё в Бесстрашной было».

Зерно доставали, где только могли: «Копали норки мышиные, доставали оттуда кукурузу. Остались живые благодаря этой коровке. С нашей семьи никто не умер».

Иногда продукты всё же удавалось спрятать, например, за пределами двора: «Всё забирали. Не знаю, как получилось - батя сохранил кукурузу. Там за речкой круча называлась. Там и закопал. Потом ночью пойдёть, возьмёть скока надо».

Другие с большим риском добывали съестное на рабочем месте: «Он (отец информанта) работал на СТФ (свиноферме). И как он дежурит, проходит дежурный, смотрит, где поросёнок прибалиеваеть. Он его палочкой стук! Ночью принесёть, мать сготовить. Сготовить, чтоб поели сразу. А то придут проверять посуду, чем ты семью кормишь. Повымывают всё».

В рассказах встречаются мотивы употребления в пищу несъедобного, случаях антропофагии: «Люди всякую гадость ели, людей ели, детей!».

В преданиях описывается обезлюживание и «одичание» станиц района как результат голода: «В войну и в тридцать третьем году волки по станице ходили».

Напоминанием о трагическом событии стали братские могилы его жертв: «У нас на кладбище тоже есть две общие могилы, во время голода народ же умирал». «Это называется у нас братская могила. Обгорожено там, написано на памятнику».

Таким образом, основными мотивами устных рассказов о голоде 1933 г. в Отрадненском районе Краснодарского края стало тотальное изъятие зерна и других продуктов, невозможность полноценно питаться. Также изъятие продуктов сопровождалось разграблением имущества местных жителей. Следствием всего этого стала огромная смертность местного населения. Такая, что нормально погребать умерших было невозможно.

Рассказы о голоде 1933 г., записанные в станицах Отрадненского района, дают его типичное для Кубани описание как страшного бедствия, причиной которого была злая воля людей и после  которого жизнь изменилась коренным образом.